Потому что он тоже давно уже был одним из органов ее души…
Она готовила себя и к покорности, и к неистовому участию; но он то знал теперь, чего на самом деле она ждет, и кому на самом деле она покоряется…
Он лишь коснулся своей напряженной плотью к ее половым губам, а они тут же сами раскрылись, выпятились и обхватили его головку, укрыв собою со всех сторон и засасывая внутрь. И потом снова выпятились, захватывая и всасывая в себя следующий сантиметр. И еще раз. И еще несколько раз, ‒ пока не поглотили целиком, до самого корня.
А она радостно смотрела ему в глаза ‒ вот видишь, видишь, как я теперь легко умею…
Но тут же как бы забыла об этом, захваченная совершенно новым внутренним восторгом, потому что увидела внезапно то, что видел он сам…
Ведь он давно уже был одним из главных векторов ее собственного "Я"…
Об этом невозможно говорить словами. Об этом вообще нельзя никому говорить ‒ ни словами, ни как-либо иначе…
Они лежали потом рядом с открытыми вверх глазами и молчали. Из нее ни капли не пролилось, хотя он вылил все, что накопилось в нем за этот немыслимо долгий вечер.
Они оба теперь знали, что происходит на самом деле, и куда, в какие стороны ее внутреннего пространства направился благодеятельный сок его тела…
Конец первой книги