Выбрать главу

Сестра, что с того, что мы видели сны про любовь?

Да мало ли мы повидали, девочка, снов?

Мы сотый раз видели это кино

Мы знаем, что дальше, нам просто смешно

Какой к чёрту праздник, но выпьем вина

Ведь у нас кроме нас больше и нет ни хрена

(Ты будешь смеяться, но вправду ведь нет ни хрена)

Ты снова звонишь мне (ты плачешь?) и просишь прийти

Засада с такси, опоздала наверно, прости

Сестра, нас имеют такие скоты

Их мысли о нас до смешного просты

А нам о них думать – и вовсе влом

Делаем ноги, сестра, посмеёмся потом

Сестра, наша жизнь – полный бред

Услышишь ты, дрянь, моё «нет»

Ведь у каждой из нас есть ангел, не втоптанный в грязь.

Сестра, ты права,

мы не стоим и цента, проснувшись с утра,

но нет таких миллионов, чтоб нас купить

Сестра…

Я с тобой.

Я люблю тебя.

Я оставлю тебе покурить.

Осенний граммофон

я могла б и тебя сочинить

это глупые были бы книжки

хочешь, будем друг друга любить

как букашки

небесные пташки

дрянные детишки

что уплыли, состарясь

в своих бумажных корабликах

эй, вы посмейтесь о нас

о безумных оранжевых карликах

тех, что вечно беспечно молчат

насыпают друг другу в ладошки

разноцветные стёклышки

позавчерашние хлебные крошки

запоздалые яблоки-груши

ах не слушай меня, не слушай

а иначе опять напророчу

знаю, ты меня помнишь и ждёшь

но не любишь, не можешь, не хочешь

или только не можешь

меня

в самом деле сложно

я пою своё «Я»

как заблудший винил

и тебе отчего-то тревожно

и сама по себе

вдруг накатит волна отвращенья

жаль, тебе не угнаться

за каждым моим превращеньем

жаль, тебе не дожить

до весны моего возвращенья

диск вращается

извращается

извивается диск

я почти василиск

осень

крýги своя

беспризорной иголки скольженье

сентябрь 2000

Осень Привычка плохого поэта

Мне чудится осень в победно грохочущем мае.

Мне слышится осень в нордическом посвисте ветра.

И вовсе не с грустью я этот обман принимаю –

Должно быть, всего лишь привычка плохого поэта.

Мне грезится осень сквозь дрёму в гремучем трамвае.

Мне видится осень в сухой апельсиновой коже.

На илистом донце в стакане столовского чая,

В дожде, что по сереньким шляпам колотит прохожих,

В глазах, что напротив (о, цвет заспиртованных вишен!)

И в том, что прохладно, и в том, что без четверти восемь,

И что из пустого авто

Невнятный «Аквариум» слышен,

Во всём, в том и в сём кожей чувствую жгучую осень.

Дурная манера, но ветер уж больно сентябрьский,

Не музыка даже, но вой полудикого скальда.

Кричит мне ночами свои сумасшедшие сказки.

Так много успеешь решить,

Пока долетишь до асфальта!

Катерина из школьных сочинений

а осень началась еще весной

ее архитектура

сгущалась в темном небе как гроза

давила мраморными пальцами глаза

и заставляла делать ложный шаг

на мачте грезил одинокий флаг

являя миру вычурность фактуры

у Катерины кроткая натура

и наглухо закрытых черных платьев

неизмеримо длинный гардероб

а по ночам она ложится в белый гроб

во сне не видеть возмутительного чтоб

и не испытывать всех нареченных братьев

ах Катерина милая сестрица

совсем некстати листья опадают

и люди отчего-то не летают

хоть как-нибудь

хотя бы так как птицы

нелепо быть пучком направленного света

мы здесь внутри и нам не вырваться наружу

подсыпав ли мышьяк в полночный кофей мужу

или сбежав в объятьях пылкого корнета

но Катерина у кого спросить совета

нет никакой любви – одно смятенье плоти

не станем пить вина

я нынче на работе

опять твоя погасла сигарета

чушь Катерина только все-таки примета

но есть же верно и у нас призванье

какое-нибудь сверхпредназначенье

пусть слабое но все же утешенье

для двух окаменевших без движенья

и без сознанья

иначе для чего все эти знаки

мы точно знаем

где зимуют мраки

флаг в руки тем кто мирно счастлив в браке

дай Бог им много лет

и каждый год крестины

а нам – мелодии застывшие в пластинки

так канут в Лету наши древние инстинкты

кадаврик

кадаврик, выросший в пробирке

уродец экспериментальный

до спазмов жаль твоей улыбки

не сказанных тобою слов

с тобой не так, как с человеком

тебя любить – почти не больно

немного только непривычно

спорхнул, куснул – и был таков

смотри, подходит твой троллейбус

как знаешь… нет, не так: как хочешь…

опять не так… давай: как надо

давай, как будто надо – мне…

так больно руку на прощанье…

и как клеймо с собой уносишь

ярчайший след моей помады

и я шепчу "привет жене"

всё под контролем, боже правый

и это… помни: я смеялась

и эта крохотная подлость –

мой неказистый супер-приз –

уже не кажется забавным

тебя любить – такая жалость

такая, миленький, засада

такой навязчивый каприз

Тайна. Провинциальный романс

«Вы – колкая. Вы – дики. Вы – шиповник.

Да, Вы в себе таите злую сказку.

Мне не дан дар смотреть сквозь Вашу маску», –

Так жалился нечаянный любовник

Медитативной даме в чёрной шали

В чужом порту на призрачном причале. –

«Ах, милая, когда б Вы были проще,

Когда б навстречу мне шагнули сами –

Я дни и ночи проводил бы с Вами…»

«Вы женщин постигаете на ощупь.

Вам дела нет до их духовной сути?»

«Пожалуй, так. Уж Вы не обессудьте.

Я – коммерсант. Я – человек практичный.

Я просто, но устойчиво устроен,

Матерьялист в делах и в жизни личной,

И этим, право, полностью доволен.

Но, чёрт возьми… Продайте Вашу Тайну!

Назначьте цену (в мыслимых пределах).

Я знаю, что у Вас стесненье в средствах,

И сделку Вам полезною считаю.

Довольно жить по воле обстоятельств!

И, кстати, знайте: завтра утром рано

Большой корабль уходит к тёплым странам –

Там капитаном мой большой приятель.

Я б очень Вам советовал отчалить –

Для этих мест Вы утончённы слишком,

Так проскитаетесь всю жизнь по городишкам,

Так и умрёте в этой старой шали».

Но странные глаза не отвечали,

Лишь выдавали бесконечную усталость.

Делец стоял в печали на причале,

А женщина бесшумно удалялась,

Очерченная контуром неверным,

Танцуя тенью угловато-гибкой,

И скрылась в направлении таверны