………………………….
Рыжеволосый внучонок
Щупает в книжке листы.
Стан его гибок и тонок,
Руки белей бересты…[10]
Стихи эти вполне могут пополнить ряд есенинских шедевров с деревенскими зарисовками, где щенки кудлатые заползают в хомуты, раненая лисица прячется в норе, собака плачет о щенках, а с рыжеволосым внучонком незадача — ветром выдуло маленький умок, оттого наука ему едва даётся.
Бабушка отпаивает слабоумного внучка «преполовенской водой» — освящённой в церкви во время праздника Преполовения Пятидесятницы (она считалась целебной).
А помогает учиться мальчишке Иоанн Дамаскин — святой, поэт, византийский философ.
Есть большой соблазн сделать касательно сюжета этих стихов далекоидущие обобщения; но в этой точке мы, пожалуй, остановимся.
Вспомним ещё:
…По пруду лебедем красным
Плавает тихий закат…[11]
Или:
Закружилась листва золотая
В розоватой воде на пруду…
Того же, 1918 года.
Или:
Шуми, шуми, реви сильней,
Свирепствуй, океан мятежный,
И в солнца золотые мрежи
Сгоняй сребристых окуней.[12]
Можно начать привередничать, говоря, что окуни в океанах не водятся, — но здесь про другой океан, про других окуней, про иное свирепство и про иные мятежи.
* * *
Помимо всего религиозного, космического, вдохновляющего Есенин в эти дни явственно чувствует иное: будет драка — как в константиновском детстве.
Драка не с «Мережковскими» — их бояться нечего, — а куда более серьёзная.
От участия в войне Есенина уберегли большевики.
Большевики хотели мира.
Ещё в декабре 1917-го Ленин призвал все страны Антанты начать мирные переговоры, но те не откликнулись.
В том же декабре советское правительство вступило в Бресте в сепаратные переговоры с Германией.
Немцы потребовали оставить под их властью захваченные ими земли: часть Польши, Литву, Курляндию.
Одновременно украинская Центральная рада договаривалась с Германией о предоставления Украине «самоопределения» под немецким протекторатом.
Нарком иностранных дел Лев Троцкий, который вёл переговоры в Бресте, сформулировал собственную стратегию так: «Ни мира, ни войны». Он не соглашался на немецкие условия и мирный договор не подписывал, рассчитывая на то, что немцы не решатся наступать.
Тем временем красногвардейские войска, предотвращая отделение Украины, вошли в Киев.
К 10 февраля ситуация на переговорах окончательно зашла в тупик. Германская делегация выставила ультиматум. Троцкий заявил: «Мы выводим нашу армию и наш народ из войны» — и уехал в Петроград.
18 февраля, вопреки ожиданиям Троцкого, австро-венгерские войска начали наступление по всему фронту.
Киев и Петроград оказались под ударом.
21 февраля большевики призвали «организовать десятки тысяч рабочих и двинуть поголовно всю буржуазию под контролем рабочих на рытьё окопов под Петроградом».
В тот же день Есенин, вчерашний дезертир, записывается в боевую дружину левых эсеров.
Поначалу в Советском государстве была двухпартийная система: после разгона Учредительного собрания левые эсеры продолжали сотрудничать с большевиками.
Запись в боевую дружину происходила в редакции левоэсеровской газеты «Знамя труда».
В тех обстоятельствах принятый в боевую дружину через час-другой, получив винтовку, уже мог угодить на фронт.
Ну а что — на передовой Есенин бывал, бомбёжки переживал, крови видел много. Так что или пан, или пропала республика.
Большевики, понимая, что ситуация катастрофическая, запросили мира.
23 февраля был получен ответ: мир, но на более тяжёлых условиях. Немцы забирали Украину, Белоруссию, Лифляндию, Эстляндию. Польша и так уже была под ними.
Военных возможностей вернуть всё не было. Собственную армию большевики создать не успели, а царские вооружённые силы со времени Февральской революции стремительно разлагались. Глава Временного правительства Керенский сделал ставку на войну до победы. И где теперь Керенский?
3 марта 1918 года в Бресте был подписан мирный договор.
Большевики денонсируют его в том же году, в ноябре, и примутся за возврат территорий — тех, которые будут в состоянии вернуть. Но в марте многие, и не без оснований, считали случившееся предательством национальных интересов.
Левые эсеры высказались категорически против перемирия. Сразу после ратификации договора их руководство отозвало из Совнаркома своих представителей — у них было семь постов.