— Зато я Родину не предавал! У меня что-то святое за душой есть!
— Конечно. Беспомощных женщин и детей мучить и убивать… Вон, нимб вокруг башки светится…
— Ты такой же убийца, как я, точно такой же! — орет Блинов, и его бледное прыщавое лицо розовеет. — Нет, еще хуже меня! Друзей убил, Иуда!
Меня забирает. Какой-то туман в голове. Тоже начинаю орать:
— Никого я не убивал! Одного током шибануло, другой — на отравленную иглу напоролся! Несчастные случаи… Я до них даже не дотрагивался! И потом, это взрослые мужчины, они и почувствовать ничего не успели! А ты девчонкам пальцы ломал, носы откусывал да терся о полумертвых! Чувствуешь разницу, животное!!
— Пусть я плохой, но честный! — он подходит, вплотную, приближает к моему лицу свою отвратительную харю, так что даже без очков я вижу его отвратительную сальную, пористую кожу. — Я не скрывался, за чужие спины не прятался! Сел в тачку — и поехал на охоту… Эти сучки зачем к нам приезжали? Проституцией заниматься, вот зачем! Я, может, город от СПИДа спасал!
Размахиваюсь и бью в ненавистную харю. Но неудачно — вскользь. Он в ответ царапает мое лицо. Вот сука! Чтобы не заразил какой-то гадостью!
— Все, сегодня я тебя задушу, — Блинов брызжет слюной. — Точно задушу! Под утро…
Врет, не задушит… А может, и не врет. Что ему сделают? Пожизненнику бояться нечего. Придется не спать, а это очень трудно, особенно под утро… И потом — днем ложиться нельзя, а завтра будет снова такой же спор: кто лучше, кто хуже, кто гений, кто злодей… И послезавтра, и пожизненно. Вечное противостояние идей добра и зла: полковник-ракетчик и сексуальный маньяк-садист. Мигунов и Блинов. Моцарт и Сальери.
Не смешно, если задуматься».
27 октября 2010 г.
«…От Светки письмо.
Она освободилась в 2008-м, третий год пошел. А все никак не придет в себя. Говорит, не удержалась — съездила на Боровское «поздороваться» с нашим домом. Который больше не наш. И никогда больше нашим не будет. Видела выезжающий из ворот «фольксваген», за рулем — какой-то плюгавый тип. Потом вышел охранник, прогнал Светку. И правильно сделал — нечего туда ходить, я ее предупреждал.
Она снимает квартиру в Зеленогорске, полуторную халупу с отваливающимися обоями. Там же устроилась в школу на полставки, да и то по знакомству. Ставку не дают, видно боятся: жена шпиона, мало ли! Репетиторствует. Денег все равно не хватает. В следующем месяце собирается выслать передачу с продуктами. Копит, чтобы приехать. Ничего она не скопит, больше чем уверен. Привыкла жить на широкую ногу, ни в чем себе не отказывать, — помню, за босоножки какие-нибудь идиотские отдавала по «штуке» баксов, за сумочку — пять «штук». А тут каждую копейку беречь надо. И то… Не знаю. От Москвы до Заозерска — семь тысяч километров. Из Заозерска на север до Ерчи по разбитому асфальту — еще шестьсот. От Ерчи только вертолетом, на машине сюда не доберешься. Или вездеход. Или катер. Навигация на Индигирке — всего три летних месяца.
Не выйдет у нее ничего.
Да если и приедет… Длительных свиданий, с совместным проживанием, на «Огненном» нет. Можно пообщаться через стекло по телефону три часа в течение дня. Светка даже на ночь не сможет здесь остаться — на территории особорежимной ИК это строжайше запрещено. А кругом тайга да болота. Куда деваться? А на Большую Землю транспорт каждый день не ходит…
Конечно, она может дать Савичеву, тот ее поселит на территории и отправит, когда надо будет… Светка в этом деле мастерица. Как когда-то с Катрановым… Ради тебя, любимый муженёк, готова трахнуться с кем угодно!
Нет уж, спасибо.
Да и о чем я говорю? Не тот она человек, чтобы переться сюда, как жена декабриста.
Вот кого я хотел бы повидать, так это Родиона.
Родик, Родька… Почти восемь лет его не видел. Как он? Где он? Носит баки? Усы? Наверное, стал похож на меня…
Светка, как назло, ничего не пишет о нем…»
Глава 3
Яблоко от яблони
Баки и длинные волосы Родион перестал носить в конце 2006-го — сразу после поступления в докторантуру Пантеон-Ассас. Здесь Сорбонной уже и не пахло, хотя этот университет и входил в сорбоннскую «чертову дюжину». Никаких джинсов, ветровок и сандалий на босу ногу, никаких локонов до плеч, никакого пива на ступеньках библиотеки. Нет, с видимостью разнузданной и анархической вольности на этом уровне было покончено. Здесь трудились над получением докторской степени будущие генералы и маршалы европейской юридической бюрократии, которые лучше кого бы то ни было знали, что демократия должна быть управляемой и двуликой — для себя и для всех остальных.