— «Памир», как слышите? — ожили, наконец, динамики громкой связи. — Контроль функционирования.
При первых же словах штаба управления рубка затихла. Блондинка из думской комиссии достала из сумочки очки в золотой оправе, надела и с понимающим видом застыла перед монитором. Семаго тоже подошел поближе.
— «Кавказ», слышу вас хорошо. Докладываю параметры, — отозвался крейсер. — Тангенс угла запуска 18, угол возвышения 11, котангенс 7, тоннель траектории…
Блондинка со значением кивала, будто прекрасно разбиралась во всех этих тангенсах и котангенсах.
Семаго радовался, что он сейчас не в отсеке управления, не «на кнопке». И тем более не там, под водой… Хотя ему, как одному из руководителей «Циклона», положено находиться поближе к стартовой команде, вроде гаранта безопасности и успешного пуска. На «Курске» так и было — только «гаранты безопасности» погибли вместе с экипажем. И кому от этого легче?
Нет, пусть Царев под шахтой сидит… Или Гуляев — он же Главный конструктор! Только сейчас начальники на рисковые дела не подписываются — подчиненных посылают… Мода такая пошла… Ну, и Семаго по этой моде послал вместо себя молодого конструктора из группы доводки. Тот с радостью: серьезная командировка, грамоты, премии, уважение и почет! Семаго тоже доволен.
— Отсчет запуска! — звучит следующая команда.
— Есть, отсчет запуска! Десять… Девять… Восемь… Семь… Шесть… Пять… Четыре… Три…
Тихо забулькало рядом — это Гуляев не выдержал, налил себе минералки. Никто не обратил внимания, только особист этот, Разувалов, уставился, смотрит усталыми глазами — нет ли в этом звуке угрозы вверенному объекту…
— Два… Один… Ноль!
— Поехали, — Гуляев нервно потирает руки.
В обзорной рубке наступает напряженная тишина.
Штормит в общем-то несильно, меньше трех баллов, море похоже на непричесанную мальчишечью голову — в каких-то вихрах и защипах. На мониторе видно, как в нескольких километрах западнее «Буревестника» вдруг очерчивается правильный круг абсолютно спокойной воды — будто стекло туда уронили. Ни морщинки, ничего. Семаго слышал об «эффекте купола» при подводном старте баллистической, но своими глазами, пусть и на мониторе, видит это в первый раз. Как и та блондинка из Госдумы, она трется рядом, душит терпкими духами…
Круг вспучивается линзой, натягивается, приподнимается и в самом деле становится похожим на невысокий купол. Видно, как из его центра, из наметившегося «глаза», прут вниз потоки воды. Потом показывается затупленный нос ракеты, стремительно рвется вверх, выдергивая за собой сине-бело-красное стальное тело. На какую-то долю секунды ракета, еще не успевшая полностью сбросить водяные покровы, застывает над поверхностью — сердце ёкает: неужели двигатели первой ступени не запустились, не сработало зажигание в подводном режиме… сейчас рухнет!.. И тут по глазам бьет вспышка. Белый огненный шар на миг превратил пасмурную хмарь в тропический рассвет, отбросил фантастические резкие тени на пол рубки и тут же исчез под потоками густого кудрявого дыма. Через секунду рубка вздрогнула. Мощный нарастающий рев. Ракета едва заметно качнула хвостовой частью, нащупывая курс, осевое вращательное движение прекратилось, она стремительно взмыла вверх, оставляя за собой густой темный шлейф.
Семаго почувствовал, как дрожат руки, как в ногах вместо коленных чашечек образовался какой-то мыльный студень. Нужно сесть, а то, глядишь, и в обморок упадет. Он огляделся. Взгляд невольно зацепился за окно, за которым виднелся черно-рыжий дымный конус, поднимающийся от поверхности моря и уходящий в низкие облака. Семаго заставил себя отвернуться. Кое-как добрел до кресла у стены.
— Переживаете?
Семаго повернул голову. Рядом стоял капитан Разувалов. Улыбается, глаза уже не усталые — острые, внимательные.
Семаго с трудом разлепил губы:
— Конечно.
— Так взлетела же! Успокойтесь, расслабьтесь…