Двойняшкам тогда было по десять лет - и новую квартиру, да ещё с балконом (наша бывшая двушка была на первом этаже) они восприняли с восторгом. Нам повезло в главном: дом был "хрущовкой", а в таких люди все очень добродушные и друг друга издавна знают, а ещё здесь издавна обжитый двор и очень много детей, с которыми легко познакомиться. Соседи из нашего подъезда быстро приняли нас: тут, в этой квартирке, раньше жил пьяница, и они радовались, что теперь будет небольшая семья. Пока я целыми днями была на работе, та же болтушка тётя Маша, пенсионерка лет под семьдесят, живущая в квартире напротив, часто и добровольно, а главное - бесплатно (денег-то на няню нет) сидела с моими детьми, пока им не исполнилось по четырнадцать. Я всегда могла рассчитывать, что мои дети, придя из школы, будут накормлены и обихожены, а со всех скамеек всех восьми подъездов за ними проследят зоркие пенсионерские глаза. А уж лет с тринадцати дети и сами взялись за ум.
Итак, неловко, боясь споткнуться и постоянно вздрагивая от желания поднять какую-нибудь из вещей с пола, я прошла в комнату.
Дочери сначала не увидела. Глаза застыли на новом погроме. Первое впечатление - я смотрю детектив, где показывают со всех точек произведённый в квартире обыск. Или обыск, проделанный бандитами, которые не поленились не только сбросить вещи в безалаберную кучу, но даже разбить всё, что только попало под руку. Честно говоря, я онемела. Я даже сглотнуть не могла от ужаса - так закаменело напряжённое горло. Хотелось понять, что именно сломано или даже разрезано, но мозг отказывался воспринять этот ужас. И я видела лишь мешанину, мусорную свалку, не различая отдельных предметов.
А потом Катя выскочила из кухни. Её действия меня слегка привели в сознание. Моя дочь деловито носилась по комнате, быстро собирая какие-то вещи и набивая ими два рюкзака и две большие и мягкие сумки, которых я раньше не видела: они больше походили на дорогие саквояжи - кожаный и замшевый. Пока я, растерянная, стояла, Андрей огляделся и быстро принялся помогать сестре.
- Дети, что происходит? - наконец жалко сумела я выдавить из себя, не в состоянии справиться с дрожащими пальцами.
- Мам, мы тебе потом расскажем, ладно? А пока нам надо... - Катя замолчала, но не испуганно, а скептически - кажется, подбирая слова, чтобы не испугать меня.
- Надо уйти из квартиры. Здесь опасно, - закончил Андрей.
Ухватившись за их слова и за их уверенность, я сразу спросила:
- Вы что-то об этом знаете?
Мои дети выпрямились от сумок и переглянулись.
- Знаем, - наконец сказал Андрей. - Когда выйдем и окажемся в безопасном месте, мы всё... - Он споткнулся на слове и улыбнулся сестре. - Или почти всё расскажем, ага?
Мои дети всегда были слишком взрослые. Может, оттого что им пришлось жить рядом с умирающим от ожогов отцом, который сутками, пока оставались силы, мычал от боли, стонал, охал и ругался матом. Может, оттого что слишком рано остались сиротами. Они всегда были мне опорой. Никогда не просили лишнего, как-то умудрялись жить, не закатывая истерик, если им чего-то не хватало. Повзрослели слишком быстро. Как по четырнадцать исполнилось, я видела в них уже не детей, а именно что взрослых. Несмотря на частую нехватку денег, они всегда были спокойны и чаще успокаивали меня, чем я их. Дома у нас всегда были определённые продукты - не слишком экзотичные, но с голоду не умирали, а порой я думала: "Как хорошо, что мои дети так неприхотливы!"
И вдруг выясняется, что я чего-то о них не знаю!
А сейчас до меня дошло ещё кое-что, и теперь я испугалась до ужаса: так этот разгром квартиры - из-за них? Связан с ними? Во что вляпались мои всегда послушные и примерные дети?! С какими бандитами связались?!
Но они выглядели такими спокойными. Так что я послушно собралась: документы, косметичка с самым необходимым, вторая косметичка с лекарствами, деньги - небольшие, потому что неделя до получки. А потом только хотела спросить, куда мы идём и что надо ещё взять с собой, как обмерла, услышав обыденное Катино замечание:
- Мамину швейную машинку несёшь ты. Она к ней привыкла.
Господи, куда они меня собираются отправлять?! "Несёшь машинку?.. Привыкла?" Куда мы с ними отправляемся?!
Андрей, уже приспособивший за спину один из рюкзаков, легко взвалил на плечо один из саквояжей и, склонившись на секунду, легко поднял за ручку деревянный футляр со старенькой швейной машинкой, доставшейся мне в наследство от свекрови.
- Вы спускайтесь вниз, - снова скомандовала Катя, - а я закрою квартиру и передам тёте Маше деньги на квартплату. Мама за вещи не беспокойся. Потом и их заберём.
Так мы надолго? Впрочем, если с машинкой... Но... Куда?.. И откуда у Кати такие деньги, чтобы она могла их оставить тёте Маше? Да ещё за квартиру?! Ничего не понимающая, но твёрдо знающая лишь одно: мои дети плохого не сделают и они-то понимают, что произошло! - я подчинялась всем их приказам, правда, высказанным заботливо и тоном просьбы. И, лишь когда вышли из подъезда - я между ними, словно между телохранителями! - всё же удалось робко спросить:
- А мы надолго?
- Пока всё не уляжется, - твёрдо пообещал Андрей и слегка дёрнул плечом, вернув на место ремень съезжающего саквояжа. Руками-то он не мог действовать. Уже прихватил и второй из саквояжей. Спортивную сумку взяла Катя - тоже с рюкзаком за плечами. Мне вручили сумку со съестным - на первое время, пообещали дети. От моей помощи с большим грузом отказались.
Спросить, куда же мы сейчас, я уже не пыталась.
Человек абсолютно домашний, я только раз в жизни, один-единственный год, сумела быть волевой - когда пришлось ухаживать за обгоревшим мужем. Больницы отказались держать его в стационаре, врачи предполагали, что он должен умереть вот-вот... Участковый детский врач, заходивший к нам, пользуя моих детей, только обидно для меня удивлялся, видя, что муж ещё жив.
Но после его смерти я... опустила руки. Нет, мне ещё пришлось побегать, выискивая квартиру, когда продали двухкомнатную из-за мужниного брата. Побегать, заново устраивая детей в школу, ближайшую к новому дому. Побегать, когда оформляла пенсию по потере кормильца. Побегать, когда сама устраивалась на работу - не по профессии, потому что завод, на котором работала, объявил о банкротстве. А потом... Я как оцепенела. Выполняла лишь то, что требовалось от меня. Жила по инерции. И, если кто-то брал на себя какие-то мои обязанности, нисколько не возражала. Иной раз я понимала, что превратилась в затюканную женщину средних лет, которая боится любого шага в сторону от привычного до автоматизма быта и которая страшно боится знакомиться с новыми людьми, даже если это женщины. С последним меня, кстати, спасала тётя Маша, которая всегда рассказывала мне, кто в какой квартире нашего дома съехал, а кто вселился взамен. Если встречались с нею на улице, могла меня и представить новым соседям: "Сашенька, подойди-ка, с кем я тебя познакомлю! Вот! У нас новые соседи появились!"
Сама бы я ни за что не заговорила с незнакомцами, если бы даже по десять раз на дню видела их на улице, возле нашего дома.