Противник встретил нашу группу плотным заградительным огнем зенитной артиллерии. Я увидел, как снаряды первого залпа легли перед самолетами ведущей эскадрильи. Их люки одновременно открылись, и вниз пошли тяжелые бомбы. В это время второй залп немецкой зенитной артиллерии точно пришелся по ведущей группе, один самолет взорвался и стал падать, превратившись в огненный клубок. [134]
«Следующий залп придется по моей эскадрилье, — пронеслось в мозгу. — Надо легким отворотом сместиться вправо». Мое движение повторяют все машины эскадрильи. Следующий шквал зенитного огня обрушивается на то место, где мы только что были. Разрывы нас не достают. Мысленно хвалю себя за своевременный маневр, а ведомых, которые соскользнули вместе со мной с дороги смерти, — за сообразительность.
На аэродроме мы все погоревали о гибели экипажа лейтенанта Гребенщикова. Кто-то из группы видел, как среди обломков падающего самолета далеко внизу раскрылся купол парашюта. Но больше мы ничего не знали.
Во время подготовки самолетов к повторному вылету прибыл командир дивизии Чучев. От имени командования он поблагодарил нас за успешные боевые действия и сообщил, что Сапун-гора очищена от гитлеровцев советскими войсками.
Летный состав, воодушевленный благодарностью комдива и известием об успешных боевых действиях наших войск, рвался в бой, полный решимости оказать самую действенную помощь сражающимся.
На фронте нас ждут, и мы, не медля, по готовности, ложимся курсом на Севастополь. На маршруте к нам пристраивается восьмерка истребителей сопровождения на «кобрах». Они занимают соответствующий боевой порядок. Один из летчиков-истребителей показывает мне рукой вправо, в сторону Качи. Там клубятся на большой площади стремительные смерчи огня, дыма и пыли. Это «катюши» обрабатывали северные подступы к Севастополю.
Чем ближе наша группа продвигается к югу, тем плотнее становится под нами облачность, закрывающая землю.
Вдруг я заметил, как ведущий Горшунов резко перевел свою девятку на снижение и ушел в открывшееся перед ним «окно». Естественно, я не мог с группой нырнуть за ведущим, и моя эскадрилья оказалась над сплошной облачностью. Решаю немедленно пробиться вниз. Покачав крыльями и подав знак «Разомкнись», увеличиваю скорость, начинаю снижаться. Самолет выскакивает из облаков над морем. Высота двести метров, море затянуто дымкой, видимость плохая. А из облаков одна за другой вываливаются машины и пристраиваются к нам. Девять бомбардировщиков и четыре «кобры» занимают места в строю.
Разворачиваю на Севастополь. Ведущей девятки нигде не видно. Мы, очевидно, опоздаем с бомбометанием. [135]
Над Севастополем ясно. Набираю высоту и, чтобы сократить время, иду прямо на цель. Уже две тысячи метров. Враг открывает сильный огонь. Но мы на это не обращаем внимания.
— Вижу линию фронта. Дым от бомб первой эскадрильи, — докладывает штурман.
Сбросив бомбы, выходим из-под огня зенитной артиллерии, ложимся на обратный курс. Под нами опять сплошная облачность.
Истребители крутятся возле нас, подлетают вплотную, пилоты показывают большой палец. Все, мол, отлично.
Мы тоже довольны и ударом, и близостью истребителей. Под нами их аэродром. Показываю ведущему группы сопровождения: «Пробивайтесь вниз! До свидания». Он, покачивая крыльями, выскакивает вперед, делает бочку и, пикируя, исчезает в облаках. За ним ныряют ведомые. Спасибо, друзья!..
5 мая 1944 года полк дважды летал на боевые задания. В первом полете участвовали 18 экипажей, летевших в колонне из двух девяток. Ведущим общей группы был экипаж командира полка З. П. Горшунова, вторую девятку вел автор этих строк. Мы нанесли общий бомбовый удар по плавсредствам противника в бухте южнее Севастополя и подожгли нефтеналивное судно с горючим. Пожар разгорелся такой, что был виден на десятки километров.
В тот же день, но уже после полудня, наш полк совершил еще один вылет опять в составе 18 экипажей, которые снова возглавлял экипаж подполковника З. П. Горшунова. На этот раз мою эскадрилью вел замполит полка А. А. Козявин. Предстояло нанести бомбовый удар по гитлеровцам юго-восточнее населенного пункта Мекензиевы Горы. Однако метеорологические условия сложились так неудачно, что группа была вынуждена возвратиться с маршрута на свой аэродром, не нанеся бомбового удара по заданной цели.
По приказу штаба дивизии все 18 самолетов произвели посадку с полной бомбовой нагрузкой. Посадка прошла спокойно, без каких-либо происшествий, что свидетельствовало о высокой боевой выучке экипажей...
* * *
В общежитии у нас приятно запахло одеколоном, душистым мылом, чистым бельем. Все курили теперь только папиросы, и душистый дымок тоже создавал домашний уют — это рабочие Симферопольской папиросной фабрики прислали [136] в подарок огромную, красиво оформленную коробку папирос с надписью: «Освободителям Крыма».
Гитлеровцы, прижатые к морю у Севастополя и на Херсонесском мысу, продолжали сопротивляться с отчаянием обреченных. Они бросали на Крым авиацию дальнего действия, подвергая бомбовым ударам Геническ, Джанкой, Симферополь. Но дни и часы блокированных под Севастополем немецко-фашистских войск были сочтены. Понимая это, их командование пыталось вывозить самолетами и кораблями высших военачальников, а также штабы. А наши истребители сбивали фашистские самолеты, бомбардировщики топили корабли и подводные лодки. Тяжелые транспортные машины Ю-52 и большинство вражеских кораблей бесславно заканчивали свое существование на дне Черного моря...
9 мая 1944 года Москва салютовала доблестным войскам 4-го Украинского фронта, а также кораблям Черноморского флота, освободившим Севастополь. С врагом на юге покончено, и нашей радости не было границ. Мы обнимались, пели, вспоминали тех, кому не суждено было увидеть весну 1944 года, ставшую предвестником нашей близкой победы.
В тот же день, после полудня, от нас вызвали два самолета для действий по немецким кораблям.
Вылетели Бочин и Китаев. Не найдя кораблей, они отбомбились по Херсонесскому аэродрому. Штурм последнего укрепления фашистов на Херсонесе затягивался. Бомбовый удар по обороне их войск было приказано нанести еще двумя девятками. Вести группу поручили мне. Задача была сложной: впервые за время войны ночной удар наносился в плотном строю.
Летчиков для этого полета отобрали с особой тщательностью. Это были экипажи Склярова, Панченко, Китаева, Сидоркина, Бочина, Хомченко... Вторую эскадрилью возглавил заместитель командира полка майор Иванов, с ним был штурман капитан Ильяшенко и начальник связи полка, уже лейтенант, Лазуренко. В моем экипаже кроме штурмана а радиста находился полковник — преподаватель тактики Военно-воздушной академии, стажировавшийся в нашей части. Стажеры из академии охотно летали на задания днем и ночью и проявляли себя храбрыми воинами.
Вылет и сбор группы в вечерних сумерках прошли хорошо. Машины быстро занимали свои места, ориентируясь по строевым огням, которые светились на каждом самолете сверху, образуя букву «Т». Через десять минут мы легли курсом на юг, к побережью Черного моря. Наступила полная [137] темнота. Впереди, далеко в просторах скрытого от глаз моря, вспыхивали молнии.
На приборной доске мигнул огонек — разворот вправо когда неожиданно послышался голос Трифонова.
— Командир, получил радиограмму: «Возвращайтесь. Боевые действия окончились».
— Запроси, кто передал, и потребуй пароль.
«Очевидно, наши прорвались к морю и разгромили фашистов и в Херсонесе», — подумал я.
И опять голос радиста:
— Непрерывно повторяют: «Возвращайтесь!» Ни пароля, ни места не дают.
Переговорив со штурманом Усачевым, решаем идти на цель. На подходе к Херсонесскому мысу мы увидели, что там идет бой. Трассы пулеметного огня метались, рассекая ночь, вспыхивали разрывы снарядов и мин. К небу взлетали разноцветные ракеты, дым застилал поле боя. Сбросили восемнадцать тонн бомб на позиции гитлеровцев и на аэродром. Там возникли огромные очаги пожаров.
Включаю бортовые огни и доворачиваю на Севастополь. Все 18 самолетов освещаются сигнальными огнями, и наша колонна проходит почти торжественным парадным строем над городом морской славы России.