На своем аэродроме узнаю: ни одна из наших радиостанций не передавала приказа о возвращении группы.
Наши войска разгромили херсонесскую группировку врага и вышли к побережью Черного моря по всей линии фронта. Во всех городах, поселках и селах Крыма состоялись митинги, торжественные собрания, встречи трудящихся с воинами Красной Армии. Рабочие и крестьяне заверяли нас, что без промедления приступят к восстановлению разрушенного хозяйства и в кратчайшие сроки добьются довоенного уровня производства, что всеми силами и средствами будут помогать фронту до полной победы над ненавистным врагом...
За время Крымской операции наш 10-й гвардейский Киевский бомбардировочный полк получил четыре благодарности Верховного Главнокомандующего, а за освобождение Севастополя был награжден орденом Красного Знамени. По этому случаю командование устроило полковой праздник, на который были приглашены местные партийные и советские руководители, рабочие, колхозники, учителя, пионеры. Прибыли и наши верные друзья — истребители.
Под открытым небом на просторной зеленой поляне собрались однополчане и гости. На высоких шестах трепетали [138] флаги родов войск. На большом столе, покрытом красной бархатной скатертью, сверкали в коробочках ордена и медали. Было солнечно, торжественно, радостно.
Вдруг со стороны Керчи появился странный самолет, похожий на стрекозу. Мы с любопытством глядели на этого нежданного гостя. А он, сделав небольшой круг, приземлился на нашей площадке. На самолете прибыли прославленные летчики-истребители — дважды Герой Советского Союза майор Алелюхин и Герой Советского Союза майор Лавриненков. Полк встретил их бурными аплодисментами.
Началось вручение наград. Ветераны полка Сидоркин, Скляров, Панченко, Чудненко, Бочин, Трифонов, Усачев, Ильяшенко, Лазуренко, Вишневский, а также многие молодые авиаторы, отличившиеся в боях, были награждены орденами и медалями...
После короткого отдыха наш полк занялся подготовкой к дальнему перелету.
Однажды, выбрав свободное время, мы небольшой группой поехали посмотреть легендарный Севастополь. Проезжая по улицам разрушенного города, увидели госпиталь и решили навестить раненых, хотя и незнакомых бойцов.
К нашей огромной радости, узнали, что летчик Алексей Алексеевич Гребенщиков, сбитый над Сапун-горой, находится здесь на излечении. Мы навестили Алексея Алексеевича. Сильно обгоревший, он почти не мог говорить, но врачи заверили нас, что дело пошло на поправку. Из скупых слов раненого мы поняли, что пережил наш товарищ. После падения с парашютом Гребенщикова в бессознательном состоянии подобрали немецкие солдаты и доставили в свой госпиталь. Раненым и обожженным летчиком заинтересовалась гитлеровская разведка. Однако через несколько дней он бесследно исчез из палаты: Гребенщикова, как и многих других, вызволили из беды мужественные партизаны и подпольщики.
Побывали мы и на Херсонесском мысу. Здесь было пустынно и тихо. Все изрыто воронками, траншеями, земляными укреплениями. Почти у самой оконечности мыса находилась площадка аэродрома, заваленная выведенными из строя самолетами. В бухте дымил разбитый пассажирский пароход, на котором пытались спастись бегством фашистские офицеры.
Впереди слева и справа открывались просторы Черного моря. Здесь шел смертный бой, и мы внесли в него свой вклад. На обратном пути, уже к вечеру, остановились на окраине Симферополя, чтобы подкрепиться. Невдалеке находился [139] лагерь немецких военнопленных. Их было много, и каждый занимался своим делом. Не требовалось никаких пояснений, чтобы понять — пленные довольны, что остались живы.
Мимо нас прошла цепочка человек в двадцать. Их сопровождали два советских солдата. В руках пленных были ведра, чайники, фляги. Наверное, шли к источнику за водой. Поравнявшись с нами, маленький немецкий солдат в очках, шедший последним, обратился к конвоиру. Тот махнул рукой. Солдат подбежал к нам и, показывая на небольшой блестящий чайник, сказал: «Клеб». У нас оставалось немного хлеба, и кто-то протянул его пленному. Он положил чайник около нас и бросился бежать, догоняя своих.
— Возьми чайник! — закричали ребята. Но немец не остановился.
Перебрасываясь репликами, мы стали рассматривать чайник.
— Василий Сергеевич, посмотри, что на внутренней стороне дужки написано!
— «Ефр. Серг. Иван.», — удивленно прочитал Бочин.
— Не может быть! — вырвалось у меня. — Это же мой отец.
Все обступили нас, разглядывая слова, нацарапанные острым предметом.
Я, конечно, не мог с достоверностью сказать, что надпись сделал отец, но совпадали точно фамилия, имя, отчество.
Историю с чайником мы рассказали коменданту, и немец в очках вскоре стоял передо мной и испуганно оглядывался по сторонам.
На ломаном русском языке он пояснил, что есть на Украине речка Рось, а возле нее село Володарка. Там, у дороги, и повстречал старичка с чайником. Немец дал ему хлеба и соли, а тот в благодарность протянул чайник.
Нам было интересно послушать пленного. Его часть, как сказалось, нередко располагалась в тех населенных пунктах, которые бомбили летчики нашего полка.
Крепко пострадала дивизия, в которой служил пленный, в результате бомбежек под Бродами, западнее Житомира и в районе Фастова. Несколько раз она пополнялась людьми и техникой. А из боев под Киевом вышла такой ослабленной, что ее отвели в тыл на переформирование. Воспользовавшись благоприятной ситуацией, наш случайный знакомый пристроился в комендатуре Володарки, где и пробыл до августа сорок третьего года. [140]
— А потом меня отправили в Крым, — грустно произнес он.
На Херсонесе в штаб, при котором служил пленный, попала авиационная бомба и разрушила его дотла. Уцелевшее начальство вывезли на самолете, а ему эвакуироваться не удалось. Пассажирское судно, стоявшее в бухте, сгорело в результате бомбежки. Спасаясь от бомб, солдат забился в какую-то щель на берегу, из которой его вытащили наши бойцы.
История пленного немца показалась мне довольно правдивой. Я раздобыл еще полбуханки хлеба и отдал ему. А чайник оставил себе и не расставался о ним до конца войны...
Покачиваясь в полудреме в кузове машины, я думал о невероятном стечении обстоятельств. И надо же быть такому! Вражеский пленный принес мне весть об отце. Он находится в районе Володарки. Там живут родители жены. Выходит, в Володарке живет и жена с дочерью.
На земле Белоруссии
Утром 27 мая наш 10-й гвардейский Киевский Краснознаменный полк прощался с полевым аэродромом «Молодая гвардия». В первой шеренге стояли летчики — ветераны полка Панченко, Бочин, Сидоркин, Китаев, Цегельный, Каратеев, Горелов, Сиволдаев, Лебедев, Калашников, Хомченко, Фефелов, Козляев, Бовтручук, Усачев, Немцов... За ними — штурманы, затем стрелки-радисты, техники самолетов, механики, мотористы и работники спецслужб, на правом фланге — группа управления. Подремонтированные, залатанные, подкрашенные машины, выстроенные в линейку, выглядели внушительно, по-боевому, под стать людям. Все были готовы снова идти в бой и нести свою трудную службу до полной победы.
Шла торжественная перекличка. Минутой молчания почтили память погибших товарищей, а затем разошлись по самолетам.
Во второй половине мая некоторые части из состава 8-й воздушной армии, в том числе и наш полк, передислоцировались на север. Красная Армия готовилась к решительным боям за полное изгнание с советской земли немецко-фашистских захватчиков.
На маршруте мы встретились с облачностью и весенним дождем, но, несмотря на это, местность легко просматривалась [141] с высоты, видимость была отличная. Широко расстилались зеленеющие посевы, проплывали городки, поселки, озера, во все стороны разбегались дороги, белели дымки паровозов. Вдалеке блеснули воды Сиваша. Под нами были окопы, траншеи, земля, изрытая бомбами и снарядами, перепоясанная колючей проволокой, изрезанная рвами и надолбами.
Промежуточную остановку сделали на окраине большого города. Здесь оказался просторный аэродром, уже приведенный в порядок. О войне напоминали только изредка раздававшиеся тяжелые взрывы. Это в глухих оврагах подрывали свезенные туда немецкие бомбы, снаряды и мины...