Гендерсон принялся с жаром возражать, утверждая, что недостоин подобной чести, однако правда заключалась в том, что он и помыслить не мог о расставании с роскошью здешних чудес, которые — подобно знаменитому лотосу — навсегда забирали душу вкусившего их. Однако эйдотеанцы были вполне готовы к подобной реакции. Командира погрузили в неглубокий гипнотический транс, доставили на борт «Икара», и компьютер корабля получил приказ доставить его на родную планету. Остальным членам экипажа любезно позволили остаться в Раю.
В терминах вечной символической борьбы между Калиринос и Ариманосом (и безусловно, вопреки всем ожиданиям) обращение Земли произошло с быстротой, необходимой, чтобы перевернуть одну-единственную фишку на доске. Через двадцать четыре часа после того, как нога его ступила на родную почву, командир Гендерсон дал интервью по Со-Ви. И там перед изумленным взором целого миллиарда скептиков раскрыл свою доску, выставил на ней в предписанном порядке четыре начальные фишки и дал озадаченному миру первый урок калире.
Японцы с их долгой традицией зен и го первыми увлеклись бесконечными тонкостями игры, так что уже через несколько недель огромные фабрики игрушек начали штамповать наборы для калире. За японцами скоро последовали русские и китайцы. А потом — едва ли не за одну ночь — весь мир свихнулся на калире. Игра перешагивала через все политические и языковые барьеры; ничего не требуя, она предлагала все. Перед ней были бессильны армии, бесполезными стали освященные временем и корыстью ценности, древние предрассудки, окостеневшие логические схемы — все оказалось тенью, а калире сделалась всем. Но была ли эта игра религией, философией или непрерывным развлечением? Наверное, и тем, и другим, и третьим, и еще многим и многим. Чем глубже погружался в нее игрок, тем более тонкой и сложной оказывалась калире. Посвященного ожидали все новые откровения, но каждый понимал: в какие глубины ни погружайся, дна не достигнуть никогда.
Вскоре начали организовывать международные турниры, появились и первые чемпионы. Они сражались между собой за право бросить вызов Питеру Гендерсону. Первым претендентом стал мастер го Катумо. Он сыграл с Гендерсоном шесть игр и все проиграл. Начиная с этого мгновения, Гендерсона стали звать коротко — Мастер. Он путешествовал по всему миру, давая демонстрационные сеансы и читая лекции восхищенной аудитории. Кроме того, он основал в Пасадене академию
Калиринос, где наставлял своих учеников в фундаментальных духовных дисциплинах, жизненно важных для овладения искусством калире. Гендерсон написал книгу под названием «Игра Игр», предварив ее эпиграфом, взятым из «Парадоксов отрицательного пути» Св. Иоанна от Креста[3]: «Чтобы стать тем, кем ты не являешься, нужно пройти путем, которого не знаешь…»
«Игра Игр» сделалась бестселлером еще до того, как попала в книжные магазины, и за шесть месяцев была переведена на все языки Земли.
Но Гендерсон старел. И теперь, на тридцать четвертом году после возвращения, физически находясь в возрасте семидесяти восьми лет, он снова защищал свой титул. Претендент Джулио Амато, двадцативосьмилетний неаполитанец, считался лучшим выпускником Академии Калиринос. В игре своего ученика Мастер впервые заметил намек на тот внутренний блеск, который остальные приписывали гениальности, однако сам он рациональным образом счел высочайшим «качеством». А заметив его, позволил себе роскошь надежды на то, что долгое бдение наконец приближается к концу.
Пока они сыграли две игры из шести — одну в Москве, другую в Риме. Мастер выиграл обе. Но в каждой, чтобы добиться победы, ему приходилось глубже, чем когда-либо прежде, обращаться к своим внутренним ресурсам в поисках ключа к стратегии собственного ученика. Теперь третья игра близилась к критической последней четверти. В случае победы Мастера (а кто сомневался в ней?) титул останется за ним. Даже если каким-нибудь чудом Амато сумеет выиграть остальные три партии, ничья оставит титул за обладателем. И прибегая к терминам, полностью чуждым духу состязания, — чтобы сохранить шансы, Амато должен был победить в третьей игре.
Вот в такой ситуации войдя в зал, Мастер поклонился Верховному арбитру, сел, протянул над доской руку претенденту и принял запечатанный конверт с ходом Амато. Вскрыв его, он пробежал взглядом бумажку, кивнул ученику и позволил себе, быть может, самую призрачную улыбку. Мастер рассчитывал увидеть именно этот ход. Наклонившись вперед, он поставил синюю фишку на заранее выбранный квадрат. На демонстрационной доске над ними моргнул и отключился голубой огонек. Тихий вздох пробежал по залу. Борьба возобновилась.