— Она зашла проверить, все ли в порядке у нас дома.
Я поднялась с пуфика, и отец наделил меня игривой улыбкой, из тех, что были превосходно мне знакомы.
— А как у этой миссис насчет имени? — Должно быть, он только что побрился: когда отец подошел ближе, я заметила парочку свежих царапин. Возле уха остался клочок седой щетины.
— Ее зовут миссис Джонсон, — объяснил анд. Фамилия моего бывшего мужа, но я никогда не становилась Дженифер Джонсон.
— Вот что, миссис Джонсон, — сказал он, зацепив карманы брюк большими пальцами. — В нашем туалете идет ржавая вода.
— Я… э… постараюсь, чтобы это исправили. — Я уже не знала, что говорить дальше, когда меня вдруг осенило. — На самом деле я пришла совсем по другому поводу.
Андроид заметно напрягся.
— Не знаю, видали вы когда-нибудь наш местный бюллетень «Вчера»… Дело в том, что я переговорила с вашей соседкой, миссис Чизли, и она рассказала мне, что раньше вы были актером. Нельзя ли получить у вас интервью? Несколько вопросов, если у вас найдется время. Я подумала, что вашим соседям…
— Был?! — переспросил он, сразу подтянувшись. — Когда-то?.. Мадам, я остаюсь актером и всегда буду им.
— Мой папочка — знаменитость, — вставил анд.
Меня чуть не перекосило: именно так я и говорила когда-то. Отец прищурился:
— Так как, вы сказали, вас зовут?
— Джонсон, — ответила я, — Джейн Джонсон.
— Значит, вы репортер? Скажите, а вы точно не критик?
— Не имею к этой братии ни малейшего отношения.
Отец казался довольным.
— Питер Фэнси, — он протянул руку. Покрытая пятнами костлявая старческая ладонь трепетала, как отражение в озере. Те чары — или искусство хирурга, — что сохранили лицо моего отца, явно не распространяли своего действия на его руки. Их дряхлость настолько смутила меня, что, задержав в своей руке холодную ладонь, я три или четыре раза пожала ее. Кожа была суха, как листы мертвых книг. Он махнул в сторону пуфа.
— Присаживайтесь, — попросил он. — Располагайтесь.
Когда я устроилась, он прикоснулся к пульту и подошел к разрисованному окну.
— Барбара Чизли — сломленная старая женщина. И я не стал бы обедать с ней ни при каких обстоятельствах.
Сказав это, он принялся разглядывать улицу.
— Да, папочка, — вякнул анд.
— По-моему, она голосовала за Клинтона, так что теперь нечего жаловаться. — Очевидно, удовлетворившись тем, что подслушивающих соседей вблизи не оказалось, он прислонился к подоконнику, обратившись ко мне лицом.
— Миссис Томпсон, сегодняшний день может оказаться удачным для нас обоих. Я хочу сделать заявление. — Он сделал эффектную паузу. — Я подумываю о роли Лира!
Анд опустился на один из небольших стульчиков.
— О, папочка, это великолепно!
— Единственная роль из большой четверки, которую я не сыграл. В 99-ом мы должны были сниматься в Стратфорде, штат Онтарио; Корделию предстояло играть Полли Мэтьюз. Вот это была актриса, умела растрогать даже камень. Но тут у моей жены Ханны настала очередная плохая пора, и мне пришлось взять на себя Джен. И мы вдвоем засели в домике моей матери, на Мысе; весь сезон я утюжил пляж. А когда Ханна вышла из клиники, она решила, что больше не хочет жить с безработным актером. Тогда-то и мне пришлось затянуть ремень. Впрочем, наверное, это к лучшему. Мне было тогда только сорок восемь. Для Гамлета слишком стар, а для Лира слишком молод. Как вы знаете, моего Гамлета приняли отлично. Ребята с Пи-Би-Эс уже делали заходы относительно записи, но тут Би-Би-Си р'ешила выпустить шекспировский сериал этого доктора… как там его звали?.. Ах да, Джонатан Миллер. И поэтому вместо Питера Фэнси мы получили Дерека Якоби, не придумавшего ничего лучшего, чем кататься по сцене, с пеной у рта выкашливая строчки, словно взбесившийся енот! Можно подумать, он увидел инопланетянина, а не призрак собственного отца… Вот вам и еще одна упущенная возможность, хотя, конечно, я был тогда слишком молод. Опыт — важная штука, правда? Поэтому мне еще нужно сыграть Лира. Неоконченная работа… Мое возвращение…
Он поклонился, потом торжественно повернулся, так что я увидела его профиль в рамке окна.
— Где был я раньше? Где я нахожусь? Что это, солнце? — он поднял трясущуюся руку и заморгал, не узнавая ее. — Что ответить? Моя ль это рука? Не поручусь.
Внезапно анд вскочил на ноги.
— О, сэр, взгляните на меня, — прозвучал ее детский голосок. — Благословите.
— Не смейся надо мной, — отец мой креп на глазах в потоке утреннего света. — Я старый дурень восьмидесяти с лишним лет. Боюсь, я не в своем уме.[8]