После третьего или четвертого звяканья знакомый голос произносит:
— Росс!
Проглатываю последний кусок пирожка, ловко складываю салфетку так, что все крошки остаются внутри. Потом разбираю номер на рубашке. Пятьсот Сорок Пять. Искоса бросаю взгляд на лицо и гляжу на салфетку с крошками.
— Я видел твою фотографию, — говорит этот Джоэл. — Ты ведь Росс Келайн, верно?
— Ну, и?..
Протягивается рука, я ее не замечаю. Тут он говорит мне с глубочайшей серьезностью:
— Нам было по десять, и мы залезли на большую плакучую иву за школьным двором.
Я помню эту иву.
— И что же? — спрашиваю я.
— Я жутко боялся высоты, а ты нет. Все лез выше и выше…
Тут я смотрю ему прямо в лицо. В большие, печальные, удивленные глаза.
— Так что произошло?
Но он способен только выпалить:
— Черт, до чего же здорово снова тебя видеть, Росс! Нет, правда.
В последний раз я видел их вместе на дне рождения Полины, когда ей исполнилось тридцать. Мы с ее сестрой закатили для старушки вечер-сюрприз, и можете сами догадаться, кто из нас послал особое приглашение Джоэлу. Я, собственно, узнал, что он здесь уже после закусок и тостов. Полина отправилась в туалет и все не возвращалась, вот я и пошел посмотреть, где она. Былые влюбленные стояли у входной двери Немецко-Американского клуба.
— Эй, парень! — сказал я. — Только что добрался сюда?
Он блеснул на меня улыбкой и сказал «Росс» абсолютно дружеским тоном.
— Нет, я как раз прощаюсь.
— Я тебя не видел, — пожаловался я.
— Я был в задних рядах, зрителем, — объяснил он. Потом блеснул той же улыбкой на Полину и добавил: — Как я уже сказал, мои поздравления. Вечер был прекрасный.
— Верно, — промурлыкала моя жена, обвивая сильной рукой мою талию.
— Ты счастливица, — сказал он ей.
— И очень, — согласилась она.
Волна слащавого дружелюбия, но у меня всего одна мысль: поскорее бы Джоэл убрался. А когда дверь закрылась, я сумел сказать только одно — с яростным отчаянием:
— Эта твоя услужливая сестрица!
Полина прожгла меня взглядом.
Потом произнесла негромко и резко:
— Знаешь, Росс, ты, того гляди, все растранжиришь. Все монетки, которые заработал тебе этот удивительный вечер.
По дороге домой на моем пути возникает небольшой и непривлекательный бар. Он меня устраивает своим местоположением, а также тем, что миллиардеры вряд ли в него набьются, а посетителей интересует только дешевое пивко и кено[10]. В этой уютной дымной полутьме я провожу больше часа. И к тому времени, когда добираюсь домой, у меня такое ощущение, будто мир в целом меня устраивает, а сам я, может быть, чуточку навеселе. Загонять машину в гараж мне лень, и я пытаюсь войти через парадную дверь, но ключи выскальзывают из руки. Мне приходится встать на колени, чтобы подобрать их, а к тому времени, когда я снова на ногах, входная дверь открывается сама собой.
По ту сторону решетчатой двери — Лео. Он вне себя и совсем багровый.
Я допускаю глупость:
— Что-то ты плоховато выглядишь.
Он на грани взрыва. Я вижу, как жаркая кровь бьет в его напряженное несчастное лицо, и слышу первые слова, вырывающиеся сквозь сжатые губы:
— Где ты… ты… Черт, папа!
— Что-что? — буркаю я. — Что-нибудь не так?
Видимо, все не так. По вместо того, чтобы объяснить, какая катастрофа произошла, Лео спрашивает:
— Ты видел маму?
— Маму?
— Ты хоть помнишь ее? — рявкает он.
Такой тон моего собственного сына меня не устраивает. Но я стараюсь сохранять невозмутимость и расправляю плечи в надежде, что глаза у меня трезвые и ясные. Затем голосом, который, кажется, звучит рассудительно, я спрашиваю его:
— Она еще не вернулась домой?
Мальчик взмахивает руками.
— Да нет!
Я не знаю, что говорить дальше.
Отчаянным прерывистым голосом Лео признается:
— Я надеялся, что она была с тобой.
Я гляжу на часы. Точнее говоря, вперяюсь в циферблат, так как механизм времени вдруг ставит меня в тупик. Потом мне удается высказать предположение:
— Может, она задержалась на работе?
— Нет. Я звонил.
«Ха, — думаю я, — ха!»
Наконец Лео открывает решетчатую дверь, впуская меня в дом.
— Сегодня она должна была прийти пораньше. Мы собрались за покупками. (И это говорит мальчик, который взвивается при одной мысли, что его увидят в магазине с матерью!) Ну, я позвонил к ней на работу, а она уже ушла. Еще в пять.
А сейчас почти восемь. Каким образом вдруг стало так поздно?