Миг спустя наваждение исчезло — но все прочее осталось прежним: старуха, замершая у моих ног в нелепой молитвенной позе, я сам, от изумления и неловкости застывший в позе еще более странной…
Никто из присутствующих не понял, как им в этой ситуации надлежит реагировать.
Уже само мое существование ставило их в тупик. А то, что я рассказал им о ближайшем будущем — их будущем…
Лучше бы я этого не делал. Нельзя было говорить этим людям, что их ждет очень неплохое будущее — которое, однако, станет результатом поражения.
Но они видели, как девушка, словно в молитве, припала к моей руке. И держалась за нее, пока офицеры не растащили нас.
…Понятия не имею, сколько времени нахожусь в этой темной каморке. Снаружи — уже привычный шум войны.
Я сделал все, чтобы заснуть — заснуть и проснуться в своем времени. И в какой-то полудреме, между сном и явью, вдруг ощутил робкое касание ее рук.
Она где-то сумела раздобыть чаю (немного: он плескался почти на дне кружки) и пару кусков зачерствевшего хлеба. Попыталась освободить мои запястья от наручников, но, конечно, у нее ничего не вышло.
На ней был мужской комбинезон из жесткой ткани, слишком большой, скрывавший очертания тела.
Быстро наклонившись вперед, она коснулась губами моего лица. Опустилась рядом со мной на лежанку.
Наше дыхание смешалось.
…Ее поцелуи — сперва по-детски робкие, неопытные… Потом — жар, который одновременно охватил нас обоих… Шорох сбрасываемой ею одежды… Быстрая, жадная ласка ее пальцев…
Это не было ни сном, ни галлюцинацией. И прошлое с будущим вдруг потеряло значение: остались только эти драгоценные секунды.
Мы так и не сказали друг другу ни единого слова.
Вдали грохотала война.
В лес мы въехали молча.
Деревья тесно жались друг к другу, протягивали разлапистые ветви почти до середины дороги. По ней явно ездили нечасто — ну так ведь то, что осталось от замка, и вправду мало кого могло заинтересовать.
Оппенгеймер, сидя рядом со мной, то и дело посматривал на карту. Старики устроились рядом с Лизой, на заднем сиденье.
Фрау Анджела Хаген. Хайнрейн, Штигрицвег, 7. Индекс — 83620.
Конверт подрагивал в руке старика.
На выезде из леса нас ожидал сюрприз: врезавшийся в дерево «фольксваген». Впрочем, его уже отбуксировали в сторону и теперь грузили на аварийный прицеп. Вся эта компания (включая и пожарных, зачем-то приехавших вместе с аварийщиками) плотно закупоривала узкую грунтовку.
Из-за этой задержки к Хайнрейну мы подъехали уже почти в сумерках.
Первое, что бросилось нам в глаза, — ряд домов совсем новой постройки. Окраина деревушки недавно расширилась, образовав новорожденную улицу, как бы находящуюся еще за пределами населенного пункта. И мы почти не удивились, прочитав на указателе название этой улицы.
Штигрицвег.
На домике номер семь была укреплена табличка с фамилией владельцев. Мы не удивились и на этот раз.
Семья Хаген.
Нам открыли только после нескольких звонков. Взрослых дома не оказалось: лишь две большеглазые девчонки, одна лет восьми, другая года на два постарше. Шепотом посовещавшись друг с другом, они все-таки решили нас впустить.
В маленькой гостиной горел камин. Вряд ли его могли оставить на таких малышек. Значит, взрослые, кем бы они ни были, отлучились буквально на минуту-другую.
По полу были разбросаны игрушки, но в целом обстановка комнаты свидетельствовала об аккуратности и достатке владельцев. Мебель скандинавского стиля, полочки и горки для сувениров…
Фотография.
Семья Хаген в саду — кажется, возле этого самого домика. Отец, мать, две дочки. На заднем плане — пожилые люди; видимо, бабушка с дедушкой этих девочек.
Мы обернулись, услышав за спиной странный звук. Это вскрикнула старая женщина — на выдохе, всем горлом, как вскрикивают глухонемые. Глаза ее были устремлены на фотографию.
Потом она перекрестилась — неловким угловатым движением.
Снаружи послышался звук подъехавшей машины. Я выглянул в окно. Машина оказалась полицейской, но в данном случае она, насколько можно понять, просто подвезла к дому хозяйку. Женщина средних лет, попрощавшись с полицейскими, раскрыла сумочку в поисках ключей.
Когда я пишу эти строчки — я думаю о вас. О тебе, Анджела, и о наших детях.
Ночь подошла к концу. Замок снова ожил, он полон паники и страха. И яростной злобы.
Чьи-то быстрые шаги. Отрывочные голоса.
Никакого сомнения: наступило время, о котором вчера было сказано «после рассвета». Меня…