Охотник на противоположной стороне реки положил руку на рукоять меча и вышел на открытое место. Невидимый Магготу человек что-то крикнул, и оба ожесточенно заспорили. Маггот совершенно не понимал их языка, к тому же он мог видеть жесты только одного из участников разговора, но догадаться, о чем идет речь, не составляло труда. Охотник, стоявший на тропе над его головой, в гневе топнул по камням ногой. Его собеседник на противоположной стороне реки прокричал в ответ что-то сердитое и показал пальцем вверх по течению.
Потом на дальней стороне утеса появились другие охотники. Их было девять, и все они собрались вокруг своего вожака. Маггот видел, как солнце блестело на их золотых серьгах.
Над головой Маггота снова послышался шум — человек в тяжелых башмаках прыгал с камня на камень, однако он не спускался, а поднимался. Охотник на другом берегу снова махнул рукой вверх по течению, и вся компания двинулась в том направлении.
Дело принимало скверный оборот — во всяком случае для Эррена. Маггот понимал, что если Эррен станет искать его, он неминуемо наткнется на тех самых людей, от которых только недавно спасся. Охотники двигались ему навстречу сразу по обоим берегам. Правда, на том берегу, где прятался Маггот и где, по его предположениям, должен был находиться Эррен, их было явно меньше. Быть может, здесь оставался только один человек — тот самый, у которого были тяжелые башмаки на твердой подошве. Это означало, что у Маггота будет больше шансов.
Солнце поднималось все выше, время шло к полудню. Маггот, которого жизнь приучила к терпению и ночным передвижениям, закрыл глаза и решил немного отдохнуть, прежде чем отправляться следом за охотниками. В данной ситуации разумнее всего было выждать, чтобы, преследуя врагов, ненароком не наткнуться на них сзади — при свете дня, не имея ни ножа, ни меча. Но чем дольше Маггот ждал, тем сильнее охватывал его вернувшийся озноб. Не прошло и часа, а он уже стучал зубами так, словно провел целую ночь на леднике.
Сначала Маггот решил, что это стены его каменного убежища высасывают из тела остатки тепла. В расселине действительно было холодно и сыро, и он поспешил выбраться из нее, предварительно убедившись, что поблизости никого нет. Но даже жаркое полуденное солнце не смогло согреть его и умерить дрожь, и, шагая по тропе к вершине утеса, Маггот хромал сильнее, чем прежде. Он, впрочем, надеялся, что быстрая ходьба в конце концов разогреет закоченевшие ноги.
Вскоре он обнаружил, что боль от раны и от многочисленных ушибов и ссадин, полученных в борьбе с потоком, прекрасно мобилизует все резервы тела, помогая преодолевать крутой, каменистый подъем. Сосредоточившись на этой задаче, Маггот почти не замечал приступов дурноты, временами накатывавших на него. Но к тому моменту, когда он наконец добрался до брода, откуда началось его вынужденное путешествие вниз по реке, лихорадка уже трепала его вовсю. Маггот слишком хорошо знал симптомы, чтобы ошибиться, и, убедившись, что Эррена нигде не видно, поспешил принять меры. Как следует напившись из реки, он углубился в лес в поисках безопасного убежища, где можно было бы отлежаться хотя бы до сумерек. Ему повезло. Довольно скоро Маггот наткнулся на толстое, старое дерево, вся сердцевина которого выгнила. Забросив в дупло колчан, он с трудом протиснулся следом. Сдвинув в сторону груду старых орехов, запасенных и забытых белкой или бурундуком, Маггот опустился на слой мягких гнилушек, свернулся калачиком, а сверху нагреб на себя прошлогодней листвы.
Он собирался поспать, но сон никак не приходил, а до наступления безопасной темноты было еще далеко. Время от времени ему все же удавалось задремать, и тогда Маггот видел тревожные, лихорадочные сны. Ему чудились чьи-то странные фигуры и чужие голоса, которые звали его по имени. Потом ему показалось, что чьи-то острые зубы вгрызаются в его кости и плоть, особенно — в раненую ногу, отрывая маленькие кусочки. Миллионы крошечных когтистых пальцев стучали и скребли по стенам его убежища, и Маггот снова и снова спрашивал себя, где его мать, почему она не несет ему что-нибудь поесть, почему не приходит…
Когда он открыл глаза, снаружи было темно. Моросил мелкий дождь. Какая-то небольшая мохнатая тварь с горящими красными глазами просунулась было в дупло сквозь трещину в коре, но Маггот схватил пучок стрел, чтобы прогнать ее. Когда он взмахнул ими, тварь раздвоилась и превратилась сначала в две твари, потом — в четыре. Только тут Маггот понял, что это и есть те самые порожденные болезнью звери, которые глодали его пышущую жаром плоть изнутри и снаружи, и атаковал врага с мужеством отчаяния. Удары так и сыпались, но число красноглазых тварей не уменьшалось. Звучавшие у него в голове голоса превратились в визгливую скороговорку троллей, которые дразнили Маггота и насмехались над его маленьким ростом и слабыми конечностями.