И второй вывод. В качестве широчайшего веера пионерских идей, источника вдохновения для целых поколений писателей и читателей фантастики, среди которых немало было и таких, кому довелось осуществить многие дерзкие проекты калужского мечтателя, значение его фантазий трудно переоценить.
История этой литературы полна примерами таких же пограничных книг. Очерков, сновидений, грез, смелых идей, для выражения которых зачастую и не было под рукой иных форм, кроме как обозвать собственные бредни научной фантастикой. Это потом, когда «бредни» вдруг оказывались правдой, историки литературы срочно подыскивали соответствующие случаю респектабельные термины.
На роль предтечи отечественной НФ, на мой взгляд, Циолковский явно не тянет. Зато несомненна его роль в создании близкого по духу жанра — НФ-очерка.
Да и некорректно, с формальной стороны, называть его очерки фантастикой — когда всем ходом развития науки в XX столетии догадки Циолковского одна за другой материализовались, превратились в сугубую повседневность.
Он писал о сварочных работах в открытом космосе, о переходных камерах-шлюзах, солнечных батареях, оранжереях на орбитальных станциях, об ощущениях, которые испытывает человек, парящий в невесомости — вплоть до подробностей, которые он знать не мог, а просто гениально угадал. В деталях описывал будущие проекты преобразования жизни людей в космосе, переустройства всего околосолнечного пространства в новый, комфортабельный и просторный дом землян. В письме от 12 мая 1905 года в редакцию газеты «Биржевые ведомости» (странное название рядом с именем Циолковского, верно?) он четко формулировал свою цель: «Работая над реактивными приборами, я имел мирные и высокие цели: завоевать Вселенную для блага человечества, завоевать пространство и энергию, испускаемую Солнцем».
В первой повести «На Луне» автор, не мудрствуя лукаво, отправляет героя на нашу небесную соседку во сне — как в добрые старые времена (вспомним хотя бы Кеплера). Почему Циолковский, четырьмя годами раньше написавший работу «Свободное пространство», не воспользовался им же открытым способом передвижения в космосе, остается загадкой.
В этой ранней повести вообще много робкого, недоговоренного — начинающий автор пробует материал на ощупь, еще не зная, что он должен разъяснить читателю, а о чем лучше умолчать. Например, героя, проснувшегося в безвоздушном пространстве, тем не менее совсем не тяготит отсутствие скафандра. Циолковский же отделывается великолепной, с точки зрения литературной кухни, репликой: это, мол, загадка, ответа на которую он не знает.
И все-таки для своего времени это была настоящая научная фантастика — дерзкая, увлекательная, быстро нашедшая своего читателя. Неслучайно легендарный издатель Иван Дмитриевич Сытин, до того открывший русскому читателю Эдгара По, Джека Лондона, Жюля Верна, сразу же схватился за произведение дебютанта.
Первый и столь удачный опыт вдохновил учителя из Калуги — в короткий срок были написаны книги (по объему они сходили за брошюрки) «Изменение относительной силы тяжести на Земле», «Грезы о Земле и небе и эффекты всемирного тяготения», девять глав повести «Вне Земли».
В первой, названной откровенно неудачно (там речь идет о каких угодно планетах, но не о нашей), описан грандиозный Большой тур по Солнечной системе. Автор подробно описывает физические условия на разных планетах и размышляет о населяющих их формах жизни, включая разумных существ. И, кстати, впервые делает великолепные предвидения относительно будущей астроинженерной деятельности сверхцивилизаций. Позже он развил эти идеи в философских работах: «Каждая планета устраняет все несовершенное, достигает высшего могущества и прекрасного общественного устройства. Объединяются также ближайшие группы солнц, млечные пути, эфирные острова…» Знатоку фантастики не составит труда перечислить тех, кто развивал аналогичные идеи в НФ — начиная с ефремовского Великого Кольца.
«Грезы о Земле и небе» — еще не художественное произведение, но уже и не документальный очерк. Циолковский ставит классический мысленный эксперимент в духе последующей НФ: что будет, если?… («Тяжесть на Земле исчезла, но пусть воздух останется, и ни моря, ни реки не улетучиваются. Устроить это довольно трудно, предположить же все можно».)
А самая литературная из его книг — это повесть «Вне Земли». Полностью она впервые опубликована лишь в 1920 году — тиражом в три сотни экземпляров. В книге есть интрига, намечены герои (а не просто «рассказчики») и речь идет не только о природных явлениях или технических достижениях, но и о социальных переменах в будущем, какими они виделись Циолковскому. Конечно, все это очень условно и приблизительно; да и персонажи носят подчеркнуто говорящие фамилии — француз Лаплас, англичанин Ньютон, немец Гельмгольц, итальянец Галилей, американец Франклин. Только русский почему-то назван… Ивановым, хотя ему-то и принадлежит честь открытия способа межпланетного путешествия.