Проснувшись, я решил, что панацеей — пусть крайне болезненной — будет вынуть камень изо лба и «влить» в мозг антидот прямого солнечного света. Но недостаток такого плана вскоре стал очевиден, когда я попытался, но не смог заставить собственную руку вынуть камень. Создание тьмы запустило щупальца в мое сознание и не позволяло себя уничтожить. Я впал в глубочайшую депрессию и был бессилен противостоять навязчивой мысли о самоубийстве…
Сейчас мне не по себе от того, что я открываю это вам и вашим читателям, но я и впрямь начал биться головой о деревянные балки подвала, надеясь покончить с собой, вызвав обширную черепномозговую травму… Нелепо, правда? — Ларчкрофт, улыбнувшись, качнул головой.
— Вовсе нет, — ответил Огест. — Положение было отчаянным, я понимаю.
— Благослови вас Боже… — сказал Человек Света. — Но добился я лишь одного: лишился чувств и снова провалился в сон о моем посланце. Его я застал в большом волнении. Рука об руку с Мей он бежал по улицам города. Толпы тех, кого еще не поглотила тьма, стекались к центру стремительно уменьшающегося круга света. На все это я смотрел с пустой отстраненностью. Поначалу я полагал, что молодой человек, гонимый паническим ужасом, просто рвется вон из города, но вскоре стало очевидно — он спешит в конкретное место, поскольку на бегу всматривается в номера домов.
Потом я сообразил, что он нашел искомое место, поскольку они с Мей взбежали по ступенькам к двери обветшавшего пятиэтажного строения. Когда они переступали порог, я прочел щербатую, выцветшую вывеску «ВИНДЗОРСКИЙ ГЕРБ». Вот это, можете мне поверить, вырвало меня из оцепенения. Не останавливаясь, они пронеслись через пустой холл к лестнице, поднялись на три пролета и остановились перед знакомой зеленой дверью. Мой посланник постучал, но ответа не дождался. Не мешкая, он повернул ручку и толкнул дверь. В тускло освещенной комнате они застали Фрэнка Скэттерилла: сидя в кресле, он пыхтел опиумом, облака которого окутали его голову.
Последовавшее за тем трудно было разобрать — все расплывалось и смазывалось… С улицы послышался ужасный шум: люди кричали, словно от мучительной боли. Затем — полная тишина. По какой-то причине девушка Мей сняла всю одежду и теперь стояла, дрожа от холода, чуть поодаль от парикмахерского кресла. Откинувшись на его спинку, мой посланник умолял Скэттерилла поспешить. А этот жалкий тип возился с инструментами на рабочем столе. Кажется, я первым заметил, как тьма начала заползать в щель под дверью, заливая комнату.
«На это нет времени», — сказал посланник и, откинув голову, моментально заснул. Мей коротко вскрикнула, но ее поглотила тьма, заполнявшая комнату. Скэттерилл взял со стола какой-то предмет. Я различил лишь, как стальная грань блеснула светом последней оставшейся свечи. Эскулап занес руку, целя в лоб молодого человека. И я увидел, что в руке у него пистолет. И когда пять сотен темных щупалец начали обвиваться вокруг Скэттерилла, он спустил курок, и его предсмертный крик потонул за рявканьем выстрела. Аккуратное и бескровное дымящееся отверстие появилось во лбу посланника.
Темнота сомкнулась… но не успела она стереть молодого человека, как из дыры во лбу, будто его череп стал маяком, хлынул сноп яркого света. Этот свет сложился в безликую человеческую фигуру. Его мощное сияние оттолкнуло темноту. Но и тьма, в свою очередь, выплюнула сгусток черноты, который с той же быстротой принял облик человеческой фигуры, но остался соединенным с материнской тьмой пуповиной. Свет и тьма сошлись в поединке.
Мои воспоминания о схватке в лучшем случае фантастичны. Даже во сне я чувствовал, как гудит мой разум, как вибрирует череп.
Не знаю, сколько длилась схватка, но это была жестокая борьба не на жизнь, а на смерть. Наконец, когда каждый зажал другого в тиски, когда тела врагов прижались друг к другу так тесно, что местами посерели, раздался ясный хлопок, и мгновение спустя все в сонном мире вернулось к обычной реальности. Я выглянул из окна комнаты Скэттерилла и увидел безмятежные сумерки. Горожане сновидческого города шли по своим обычным делам. Очнулся и посланник, хотя пуля навсегда застряла в его голове. Он сел, и, когда оглянулся по сторонам, я понял: он меня видит. Сорвавшись с кресла, он нашарил на полу пистолет коновала и наставил его на меня. Я закрыл лицо руками. Наверное, он тогда спустил курок, потому что я услышал щелчок. Но пистолет был однозарядным… Зато резкий звук разбудил меня. Я позвал Бастона, и тот помог мне подняться по лестнице к свету дня.
— Какая драматичная концовка, — сказал Огест, запуская руку в карман.
Глаза Ларчкрофта, следившие за движениями репортера, блеснули, губы поджались. Из внутреннего кармана молодой человек медленно достал носовой платок, которым отер лоб. Ларчкрофт вздохнул с облегчением.