– Ну я же твоя мать, ты можешь доверять мне, – очень душевно заверила Адель.
На Клода это действительно подействовало.
– Аннабель выходит замуж, – выдавил он из себя.
Лицо Адель переменилось. Оно выражало большой спектр эмоций: тут было и удивление от сказанного, и разочарование, что её сын тратит на это время, и обида, что он всё ещё любит эту англичанку и страдает по ней.
– Ну и что? Подумаешь! Она всего лишь англичанка! – ответила Адель, посмеиваясь.
Клод, смотревший мгновение назад, в никуда и думая ни о чём, в эту же секунду очнулся. Его пронзила истина: вот он человек, вот, кто сказал Аннабели эти слова! Нет, это был не он, это была его мать. Отчаяние резало горло Клоду, но он собрал последние силы, чтобы подтвердить свои догадки:
– Ты так ей и сказала?
Адель чувствовала подвох, от этого долго не решалась ответить.
– Да, так и сказала. Она пришла в поисках тебя, ну и а что мне было говорить, пришлось ей объяснить, что ты против отношений с англичанками, – сухо разъяснила она.
– Потрясающе! – вскрикнул Клод, вскакивая со стула и аплодируя. – Знаешь, а я, пожалуй, и покурю, – сказал он, падая обратно, достав из карман брюк спички и сигареты.
– Клод, ты что, прямо в доме? О чём ты думаешь, это твои лёгкие, сынок?!
– Мне всё равно.
– Как же тебе может быть всё равно?
– Ты что, правда не понимаешь, да? Она выходит замуж и не за меня. Мне абсолютно плевать на лёгкие. Мне на всё теперь всё равно.
– Да чтоб из-за какой-то девки…
– Ты больше никогда не произнесёшь её имени, не упомянешь в разговоре косвенно, не скажешь о ней знакомым, – подскочил Клод так близко к матери, что той стало страшно. – Именно из-за тебя я больше никогда её не увижу. На этом всё, – закончил он, усевшись обратно в кресло. – Нет, не всё: принеси мне тот коньяк, который отец вручил мне на восемнадцатилетие.
– Клод…
– Не хочу ничего слушать. Ни-че-го, – повторил он, склонившись к коленам и взяв себя за волосы. – Ничего не хочу.
После этого разговора мать выполнила просьбу недавно вернувшегося сына и удалилась к себе, несколько раз демонстративно выходя на кухню, чтобы проверить Клода. Он сидел без изменений: за эту ночь он ни разу не выпустил из рук сигарету и бокал. И всё глядел куда-то вдаль. Он был не здесь. А был он вот, где:
Он винил себя, что уехал. Он винил себя, что не писал, что не находил нужных слов и сил, чтобы объясниться. Он винил себя, что его любовь ускользнула от него, как соль сквозь пальцы. Он был очень близок к своему счастью, но сам это проморгал. Это невозможно, просто неописуемо. Это сон, может быть? Нет, если бы это был сон, то он бы уже давно проснулся от количества потрясений, которые испытал.
Клод понимал: он больше не покажется ей на глаза. Как он может это допустить? Это просто позор, стыд. Он никогда бы не сказал такого об Аннабели, да и вообще, о ком он мог так сказать? Это совершенно не в стиле Клода. Моментами в его голове проносились идеи прийти к Аннабели и объясниться, рассказать ей всё, как было, но он быстро отгонял эти иллюзии. «Поверит ли Аннабель моим словам? А даже, если и поверит – для чего? Для чего, если она счастлива? Появлюсь я весь такой из себя у порога её дома накануне свадьбы – и что дальше? О-о, Клод, ты может, и гадкая сволочь, но не невоспитанная гадкая сволочь…» – думал он, наливая себе новый стакан. «Господи, но зачем же я тогда её люблю?».
[1] Tomber amoureux – влюбиться, tomber переводится, как «падать», amoureux – любящий, влюблённый, то есть дословно - падающий в любовь (фран.)
Автор приостановил выкладку новых эпизодов