— У меня хотя бы есть работа, — ответила она.
— Да найду я работу, успокойся.
— А насчет Тилера что? Мы здесь уже две недели, а ты не провел с ним ни единой секунды времени, вообще нисколько, полный ноль. Ты даже ни разу не спустился к озеру. Каких-то полсотни метров, а ты не соизволил пройти их, чтобы сходить туда. — Тут она вышла из угла, лавируя словно матёрый боксер, сжав свои граненые кулачки, чтобы задать ему жёсткую трёпку.
Прошмыгнув мимо нее, он громко распахнул буфет и схватил первую попавшуюся бутылку. Это было дешевое виски Четыре розы, дерьмо, которое пила жена. Он налил пол стакана и осушил его назло жене. — Ненавижу водоёмы, лодки, берега, деревья. Ненавижу тебя.
Схватив свою сумочку, она ринулась к москитно-сетчатой двери и на полпути остановилась, замерев там на секунду с такой гримасой, словно укусила что-то гнилое. — Это чувство мне не чуждо, — сказала она и, грохнув дверью, вышла.
***
Он знал, что на своем пути к звёздному часу его ждет множество помех и препятствий, но сейчас о них старался не думать. Он старался не думать об отце, как и о матери, ровно так же, как он пытался отделаться от навязчивых воспоминаний о лысоголовых палочных человечках, запечатлённых на картинах из Африки, или о мясе в пластиковой упаковке — о том, как оно туда попало. Когда же ему всё же случалось подумать об отце, он вспоминал о дне под названием "Виски стало рекою".
Было это среди недели, то ли вторник, то ли среда, и когда он вернулся домой со школы, то обнаружил, что шторы на окнах задернуты, а машина отца на подъездной дорожке у дома. Подойдя к входной двери, он услышал его, бряканье гитарных рифов и хрипло-гнусавый фальцет, которым, казалось, пел не он, а кто-то другой. Отец сидел в темноте, низко склонившись над гитарой, пряди волос упали на лицо. На журнальном столике начатая бутылка спиртного в купе с батареей пивных бутылок, а в комнате хоть топор вешай от сигаретного дыма.
Это было странно, поскольку отец почти совсем уже бросил играть на гитаре, а в основном только рассказывал об этом. В прошедшем времени. Поведение отца выглядело странным и неуместным еще и потому, что сейчас у него не было работы. Тилер бросил свой школьный рюкзак на телефонную тумбу. — Привет, пап! — бросил он отцу.
Отец ничего не ответил. Сгорбившись над гитарой, он лишь продолжал играть одну и ту же песню снова и снова, как если бы она была единственной, которую он знал. Присев на софу, Тилер стал слушать. Это был один куплет, который отец повторил три-четыре раза, затем прервался и, смешивая слова, стал бубнить что-то неразборчивое вроде мантры или тарабарщины, а после этого снова вернулся к куплету. После четырех прослушиваний Тилер наконец разобрал слова:
Если бы рекою стало виски,
И уткою-нырком стал бы я,
То на дно нырнул бы я
Да всю её до дна выпил бы я.
Отец продолжал играть свою песню в течение получаса, словно бы не в силах остановиться, пока не зазвучит что-то ещё столь же несуразное. Наконец прервавшись, он потянулся за бутылкой и лишь тут заметил сына, чем был изрядно удивлен, словно бы только что проснулся. — А, это ты, Тилер-леди-киллер! – воскликнул отец, прикладываясь к горлышку бутылки.
Тилер густо покраснел. Отец напомнил ему о том случае, когда на школьном бале в честь Дня Сэди Хокинс его на танец пригласила соученица Дженет Рамери. После этого случая отец постоянно называл его "леди-киллер" и хотя он не был уверен, что верно понимает значение этого слова, но краснел при каждом его употреблении лишь из-за той интонации, с которой оно произносилось. Впрочем, в душе он был польщён этим прозвищем. — Классная песня, пап, — сказал он.
— Да ну? — отец поднял брови и скривился. — А не пошёл бы ты к мамочке, сучонок, — буркнул он, но затем протянул сыну открытую бутылку пива, — Вот, пробовал когда-нибудь эту хрень, Тилер-леди-киллер? — он заулыбался. Рукав его рубашки разодран, на локте — глубокая ссадина, а на нагрудном кармане – засохший кровяной сгусток. — Может, за гандбольной площадкой со своими корешами-шестиклассниками? Нет?
Тилер помотал головой.
— Хочешь попробовать? Давай, глотни.
Тилер взял бутылку и осторожно хлебнул. Вкус был не ахти. Он поднял глаза на отца. — В чем там был смысл? — спросил он. — Ну, в той песне, которую ты пел. Насчет виски и так далее.
Отец, одарив его широкой неспешной ухмылкой, отхлебнул из огромной бутылки прозрачного спиртного. — Да не знаю я, — ответил он наконец и ухмыльнулся еще шире, обнажив свои жёлтые от никотина зубы. — Как по мне, он просто любит виски, вот и всё. — Он достал из пачки сигарету, сделал вид, что зажег её, после чего спрятал её на место. — Что, хочешь спеть её со мной? – спросил он.
***
Да, и ежу ясно, что она хочет уйти от него, раз она постоянно грузит его и угрожает ему. Ну ничего, он покажет ей. И пацану тоже. Что не пил. Сегодня. Ни капли.
Он стоял на пирсе, сунув руки в карманы, пока Тилер суетился вокруг со снастями, веслами и прочим барахлом. В деревьях гомонили птицы, а в воздухе стоял запах солярки. Солнце резало ему голову без ножа. Не успел выйти, а его уже тошнило.
— Пап, я отдаю тебе большой спиннинг, и, если хочешь, можешь сесть на вёсла.
Когда он опасливо спустился в лодку, она, просев под ним, стала сильно напоминать ему жерло бездонной прорвы.
— Пап, я приготовил твой любимый яичный салат и захватил немного берёзового пива.
Он налегал на вёсла и озеро шустро бежало под лодкой. Усилившийся ветер приносил смрад хлама, вынесенного на берег волнами, а чертовы вёсла постоянно выскальзывали из уключин, но он всё грёб и грёб. Перед самым отплытием он чуть было не вернулся, чтобы всё же по-быструхе "накатить", но сдержался и вот теперь должен был грести.
— Мы поймаем щуку, — убеждал его Тилер, скрючившийся как паук на корме.
Из воды на него летели брызги, а он всё грёб. Ему было так тошно. Тошно и гадко.
— Мы поймаем щуку, я чувствую это, уверен в этом — твердил Тилер, — да, я уверен, просто уверен.
***
Он боялся, что не вынесет все эти прелести одновременно — солнце, свежий ветерок, такой аппетитный, что хоть пробуй его на вкус, новизну впечатления от зрелища отца, махающего веслами своими бледными руками, с неприкуренной сигаретой в зубах, а лодка покачивается, птички напевают. Он на миг даже зажмурился, чтобы не потерять сознание от наслаждения этой картиной. Они добрались уже до глубокой воды. Тилер на всякий случай закидывал пластикового червя со своего спиннинга, хотя он и не особо верил, что сможет поймать здесь что-нибудь. Ведь он взял с собой отца, чтобы показать ему свою затоку с топляком и зарослями водорослей — место, где они смогут поймать щуку и наладить между собой отношения.
— Слава тебе господи! — в сердцах воскликнул отец, когда Тилер, сменив его, сел на весла. Сгорбившись, отец уселся на корме и дрожащими руками пытался зажечь сигарету. Лицо его было серым, а волосы нещадно хлестали его по щекам. Он перевёл пол упаковки спичек, после чего швырнул сигарету в воду и спросил, – Куда ты всё же везёшь меня? Не в Индийский океан, случайно?
— Не-а, в щучье логово, — ответил Тилер. – Увидишь, тебе там понравится.
Когда они прибыли на место, солнце уже садилось за холмы и синий цвет озера сменился серым. В затоке было совершенно безветренно, поэтому когда направленная Тилером лодка стала плавно пересекать гладкую поверхность затоки отцу наконец удалось прикурить сигарету. Как только лодка достигла нужной точки, Тилер бросил якорь. Он дрожал от возбуждения. Ласточки пикировали к поверхности воды, лягушки-быки оглушительно квакали — идеальное время для рыбалки, час, когда огромная рыбина-щука рыщет среди топляка в поисках добычи.
— Так, — сказал отец, — я поймаю самую крупную рыбу в этом грёбаном озере, — он размахнулся и что есть духу швыранул свисающую с кончика его спиннинга наживку с самым тяжёлым грузилом в их ящике рыболовных снастей. Леска просвистела между ними, после чего раздался оглушительный всплеск, который, наверняка, распугал всю щуку в радиусе полумили. Тилер, который сматывал свою серебристую блесну, бросил через плечо удивленный взгляд в сторону отца. Тот подмигнул сыну, но выглядел удрученно.