Они промолчали, готовясь к новому отпору, не вдумываясь в мои слова. Но я заметил Ольгин взгляд. И он меня обнадежил.
Я положил на журнальный столик свою карточку. Папаша схватил ее как жабу и выбросил в окно.
Я сел в машину, запустил двигатель и долго сидел, упершись подбородком в руль, а взглядом - в забор, за которым была заброшенная новостройка. Я чувствовал усталость. Не гнев, не обиду, не презрение. Ведь в том, что они совершают подлость, Кручинины не виноваты. Виноваты те, кто заставил их пойти на это. И не только их. Ну что, плюсовать это к счету, который я надеюсь им предъявить? Влепить им по совокупности? Так они уже давно на вышку потянули. Что же еще? А может, там… Не знаю…
Бормотание Крошки Вилли напомнило, что надо ехать. Что толку сидеть?
– Устал? - спросил Прохор. - Вижу. Ложись-ка ты спать. Утро вечера мудренее, забыл? Да, тебе Полковник звонил, сердится. Ждет твоего звонка.
– Хорошо. - Я взял аппарат и поволок его за собой на тахту. Плюхнулся, поставил телефон на живот, набрал номер.
– Леша, - строго выговорил Полковник. - Ты не прав. Поручик волнуется. От тебя нет вестей. Все ли в порядке?
– Нормально. Просто забегался.
– Когда приедешь?
– Завтра.
– Вот и славно. Груня придет, песни играть будет…
Разбудил меня Прохор: одной рукой тряс за плечо, другой протягивал мне трубку. Звонила Женька:
– Тебя какая-то дева разыскивает…
– Кто?
– Не назвалась. Сказала, что позвонит завтра в девять. Будь в конторе.
– А сейчас сколько?
– Два. Ночи.
– Раньше ты не могла позвонить?
– А я только что вспомнила, - безмятежно созналась Женька и положила трубку.
…Я поставил телефон на пол. Уснул. Тут же, как мне показалось, раздался звонок.
– Да, еще вспомнила: клиент твой звонил…
– Полянская? И что?
– Просила позвонить.
– Когда?
– Вчера. - Женька зевнула.
– Дура ты, Женька.
– Ага, - сонно согласилась она. - Рассеянная.
Половина третьего. Яна сняла трубку, будто всю ночь держала на ней руку.
– Ты не можешь сейчас приехать? Мне страшно.
Никогда еще Крошка Вилли не делал таких бросков. Хорошо, что была глубокая ночь и пустой, затаившийся город. Ревел движок, истерически визжала резина на поворотах, разбегались в стороны и спешили сменить огни ошалевшие светофоры.
Я осадил машину у соседнего дома под прикрытием кустарника. На бегу переложил пистолет из кобуры в карман. Маловероятно, конечно, чтобы это была ловушка, но к некоторым неожиданностям нужно быть готовым. Тем более что однажды Яна уже меня предала. Сама она, правда, совершенно иначе оценивала этот шаг.
Машина Яны стояла у подъезда с каким-то недоуменно-обиженным видом. И немудрено - ветрового стекла у нее фактически не было, только крошево осколков на капоте и передних сиденьях. Молотили скорее всего арматурным прутом.
Соблюдая все правила безопасности, я поднялся на этаж, осмотрелся, позвонил. Яна открыла дверь с несвойственной ей осторожностью. Обычно она распахивала ее так, будто за порогом стояло огромное толстое счастье и его надо было побольше впустить, сколько влезет.
Но лицо ее меня успокоило. Ясно, что за ее спиной с пулеметами не стояли. На нем попеременно мелькнули облегчение, радость (даже!) и ехидство. Она всегда быстро брала себя в руки.
– Примчался? По женской ласке соскучился? Изменщик!
– Что случилось?
Яна оглядела лестничную площадку и заперла двери на оба замка.
– Пойдем. - Дверь в прихожую она оставила открытой.
Во всей квартире горел свет. Я давно уже не был здесь, и комнаты показались мне чужими, хотя ничего в них не изменилось.
Яна села в кресло у журнального столика, закурила.
– Сегодня мне позвонили. Я испугалась. А твоя Женька никак не могла тебя разыскать. И я так растерялась, что не доперла позвонить Прохору.
– Кто звонил?
– Не знаю, конечно. Двое. По очереди. Вначале вежливый голос, чуточку с акцентом.
– Какой акцент?
Яна, не понимая, захлопала ресницами.
– Западный, южный, восточный?
– Скорее последний. Предложил, ко взаимному удовлетворению и на взаимовыгодных условиях, совершить сделку. Я его послала. Потом позвонил другой, говорил в основном матом. Но я все поняла.
– Где твой муж?
– Не знаю.
– Я знаю. Хочешь к нему? Скучно не будет. Правда, развлекаться будем мы. С тобой. А он будет смотреть и учиться.
– Все?
– Ты машину свою видела? Твоя очередь - следующая».
– На чем договорились?
– Завтра в двенадцать будут звонить, что бы получить от меня согласие.
– Пару дней сможешь потянуть? Сошлись на то, что надо дела подготовить, бумаги в порядок привести.
– А если сегодня придут?
– Сегодня не придут, - успокоил ее я. - Они правила игры соблюдают достаточно строго. Но почему-то они торопятся…
– Что?
– Так, думаю. Когда будете оформлять документацию, обязательно разгляди и запомни фамилию покупателя. Нового владельца.
– А какая мне разница? - Яна загасила сигарету.
– Мне это важно знать.
– Хорошо. - И кокетливо спросила: - Ты где ляжешь?
– Здесь, - я кивнул на дверь в прихожую, где стояла маленькая тахтушка. Мне хотелось, чтобы Яна провела остаток ночи спокойно. - Мне отдохнуть надо, а ты храпишь, как бультерьер.
– С кем-то путаешь меня. Постелить?
– Не надо. Как в трусах воевать, если придется? Найди только мои треники, если ты их еще не выкинула.
– Кофе хочешь?
– Боишься, усну?
– Ничего я не боюсь.
– Ну и молодец. Мне завтра надо в девять обязательно быть в конторе. Но до двенадцати я вернусь, не беспокойся. Послушаю ваш разговор. Все, ложись. Выпей снотворное. Тебе надо отдохнуть. Завтра день - не из легких.
Я переоделся, сунул в изголовье пистолет, хотя был уверен, что ночь пройдет спокойно. Ее и осталось-то - три часа. Продержимся.
Яна уснула только под самое утро. На полчаса. Я делал вид, что сплю, и не реагировал на ее вздохи, хождение по квартире, щелканье зажигалки. Утром сделал вид, что она меня разбудила.
– Ну, ты крутой, - вместо «доброго утра» приветствовала меня Яна. - Дрых, как пьяный медведь зимой. Ни смертельная опасность, ни красивая женщина тебя не волнуют.
– Хлебнул и того, и другого в свое время. - Я сладко потянулся, будто после долгого хорошего сна.
– Кофе, яичница. Годится?
– Годится. По поводу машины в милицию заявить?
– Зачем?
– Тоже верно.
Она опять как-то странно взглянула на меня.
– Ты, наверное, думаешь, что если бы ты был бы со мной, то ничего не случилось бы?
– Слишком много «бы»…
Ровно в девять в конторе зазвонил телефон. Я первым схватил трубку. Это была, как я и рассчитывал, Ольга Кручинина. Подобрала мою карточку.
– Я бы хотела с вами поговорить. Вы не обижайтесь на родителей.
– Я их понимаю. Где мы встретимся?
– Вы не можете приехать в институт? После первой пары у меня «окно». В вестибюле, под Лениным.
– Хорошо. До встречи.
Я заглянул к шефу, доложил о последних событиях.
– Под горку пошло, - задумчиво резюмировал он. - Смотри не ошибись.
Я посидел на кухне, внес в черновик отчета все новости, позвонил Яне (никаких новостей), потом - Прохору, сказал, что сегодня поеду в «имение».
– Ты живи подольше, - напутствовал он меня. - Без тебя скучно.
– Завтракать будешь? - спросила Женька.
– Уже.
– У своей, что ли? - Она поджала губы. - Уйду я от вас. Ненормальные.
– Куда ты денешься?
– А хоть на панель, - Женька брякнула крышкой чайника. - Все спокойнее.
– Ладно, - я посмотрел на часы. - Мне пора. Ты на меня не обижайся…
– За дуру? Я не обижаюсь. На правду только дуры и обижаются. А я такая и есть.
Женская логика.
В вестибюле института было еще пусто. Тихо и грязно. Ободранные стены, протершиеся плитки пола. В окнах много битых и треснутых стекол, краска на подоконниках шелушится. Но у ног Ильича - свежие цветы. Уборщица при мне собрала их и сунула в бумажный мешок. Видимо, по распоряжению ректора.