— Но вы же сами звали, — не удержался Николай.
— Помню. Извиняюсь. Потому что барсук этот приплелся, все планы взорвал. Он «только сигнал» неисправный привез, а оказалось: тормозная колодка требует замены, ведущий конус поизносился, тросы подогнаны неточно, в заднем колесе люфт большой, передняя втулка давно не смазывалась, возможно, в ней и шариков не хватает.
— Но он же не просил вас, — воскликнул Николай, изумленный тем, с какой быстротой мастер обнаружил все недостатки машины.
— Не просил… Не понимает… не думает. А наше дело — спасать барсуков.
Николай не мог больше оставаться в неведении относительно значения этого слова.
— Барсук — это животное… — начал он.
— И человек, — подхватил мастер. — Дрянь-человек… Неряха, соня, размазня! Ну, сообрази, — указал мастер на мотоцикл, — сядет такой на свою машину и на первом же спуске — под откос или на повороте ногу сломает, а то и шею свернет… Не продавать бы белоручкам!.. Вон их из магазинов, в шею!
Николаю было непонятно, почему при такой нелюбви к «барсукам» мастер все же беспокоится о них, но спросить он не посмел.
— Так что иди домой, — повторил мастер твердо, хоть и ласково.
— Иду, — дрогнувшим голосом отозвался Николай, — только мне как раз интересно, как вы плохую машину исправите.
Мастер улыбнулся — ответ пришелся ему по душе.
— Отлично, если так. А свободен ты до вечера?
— Хоть до утра!..
— Едем тогда со мной.
— Едем.
Николай не стал спрашивать, куда и зачем. Вдвоем они закатили мотоцикл под навес во дворе. Мастер достал большой парусиновый мешок, туго свернул его и дал нести Николаю. Затем он, — что по мнению Николая было уже совершенно излишним, — глянул на себя в карманное зеркальце, вспушил бороду так, чтобы она закрывала широкий шрам на щеке.
— Ехать поездом, далековато, — предупредил он.
— Все равно!.. Я еще никуда почти не ездил.
— Бабушка не будет беспокоиться?
— Она знает, дядя мастер.
— Зуев я, — перебил Николая мастер, — Федор Иванович. Хоть так зови, хоть так. А ты чей?
— Самохин. Отца и матери нет, бабушка в больнице работает.
— Анфиса Петровна?.. Нянечка?
— Вы ее знаете? — обрадовался мальчик.
— И отца твоего знал. Он… — Зуев запнулся. Лицо его, и без того темное, будто подернулось черной пеленой.
— Тоже партизан был, — подсказал Николай.
— Славным человеком был, — вторил мастер, — большие дела делал… Так береги бабушку, слово ее уважай… Поклон передай от меня.
— Спасибо.
Чего-то мастер не договорил, и Николай уловил это.
— Вы с отцом моим воевали?.. Как он погиб?.. Где похоронен?
— В последний раз его раненого видел, а что потом — не знаю… Нет, не спрашивай больше, — пресек он дальнейшие расспросы Николая. — А Лена кем же тебе приходится? — перевел он разговор на другое.
— Сестра она мне.
— Как сестра?.. Лет ей шесть — семь, а отца и матери уж десять лет нет?
— Все равно сестра, — упрямо возразил Николай, — бабушка-то у нас общая?.. Мне — родная, Лене — приемная, а кроме бабушки, ни у меня, ни у Лены нет никого.
— Верно, сестра, — согласился Федор Иванович.
Николай надеялся, что мастер все же расскажет что-нибудь об отце, и, чтобы расположить его к этому, он добавил:
— Бабушку мы очень любим… А отца я совсем мало помню…
Но Федор Иванович, углубившись в свои мысли, ничего на это не ответил.
На станции Дретунь Федор Иванович и Николай сошли с пригородного поезда.
— Не отставай, — бросил Федор Иванович Николаю. Предупреждение было излишним, потому что спустя минуту мальчик был уже шагах в двадцати впереди мастера. Тот недовольно окликнул его:
— Тебя только на поводке водить… Не забегай далеко!
Они миновали станционные постройки, прошли мимо колодца с воротом и деревянным навесом над ним, пересекли пути и спустились в небольшой овражек. По его дну тек ручеек двумя рукавами, каждый не шире шага взрослого человека. Николай перепрыгнул через оба рукава сразу и обождал Зуева. По крутому склону они, обойдя несколько заросших ивняком воронок, выбрались на косогор и вступили в лес.
На опушке росли тоненькие, совсем юные березки. Когда Николай, оступившись, схватился за ствол одной из них, она легко пригнулась и, вырвавшись из рук мальчика, выпрямилась с шелестом, похожим на вздох облегчения. Глубже в лес все чаще попадались сосенки с изящными стрелками на макушках, старые, похожие на пальмы сосны, с голыми стволами и жидкими пучками ветвей лишь на самых вершинах, низкорослые клены и кусты ольховника.