— В нашем деле насмотришься такого, что уже ничему не удивляешься. — Он поправляет очки и немного наклоняет вперед голову. — Говорите, она клиентка вашего отца? А он у вас…
— Психолог, — спешу ответить я, чтобы Деннард не стал высказывать предположений.
— Хм… — Замечаю в его глазах проблеск улыбки и расслабляюсь, но лицо Деннарда вновь серьезнеет. — В любом случае посторонние нам только мешают. Неужели вы не понимаете?
Вытягиваюсь по струнке, как первоклашка перед грозным директором, и крепче сжимаю руку Элли. Та молчит и наверняка душит в себе смех — я чувствую это по тому, как она напряжена и едва заметно вздрагивает.
— Конечно, я все понимаю… Но, по-моему, никому не помешала. — Поворачиваюсь к Элли, и она кивает в подтверждение моих слов.
Деннард берется за подбородок и о чем-то на миг задумывается.
— Странно, что вы не актриса. Лицо у вас, гм… своеобразное.
Качаю головой.
— Нет-нет, актерство совсем не для меня. — А что для тебя? — безрадостно спрашивает внутренний голос. Незаметно вздыхаю. О работе и карьере сейчас лучше не вспоминать, а то нападет тоска.
Элли внезапно ахает, прижимает руку ко рту и смотрит на часы.
— В чем дело? — спрашиваю я.
— Ой, я совсем забыла! Мы же договорились встретиться с Седриком! Едем, а то я опоздаю и он опять будет весь вечер бурчать. До свидания, мистер Деннард!
Элли тянет меня за руку в сторону автостоянки, а я, не пойму почему, медлю, поворачиваю голову и смотрю на Деннарда.
— Может… составите мне компанию за ужином? — вдруг спрашивает он. — Времени у меня, правда, немного, но был бы очень рад… — Его взгляд перемещается на застывшую от удивления Элли. — Ваша подруга все равно спешит. Простите, забыл, как вас зовут…
— Элизабет Сэндерс, — мгновенно напуская на себя важность, отчетливо произносит Элли.
— Ах да. — Деннард снова смотрит на меня. — Лиз все равно спешит, — повторяет он.
Лиз, эхом отдается в моих ушах, но я не заостряю на этом особого внимания. О том, что я отвечу согласием, я уже знаю, но должна найти благовидный предлог. Впрочем, если задуматься, можно обойтись и без него. Дельная мысль не заставляет себя ждать.
— Что ж, я не против, — произношу я, высвобождаясь из хватки Элли. — У меня на сегодняшний вечер как раз никаких планов.
— Прекрасно. — Деннард довольно потирает руки, и его лицо расплывается в улыбке.
Элли негромко, но многозначительно кашляет и хлопает меня по плечу.
— Ладно, Келли. Созвонимся.
Она бежит прочь, а мы с Деннардом, оба слегка растерянные, провожаем ее долгими взглядами.
Сегодняшнюю сцену снимали в Бруклине. Вечер солнечный, жара спала, и дует живительный ветерок. Мы не стали ломать голову над тем, куда поехать. Прогулялись до Смит-стрит и зашли в первый же ресторанчик. — Здравствуйте! Столик на двоих? — спрашивает возникшая перед нами будто из-под земли загорелая официантка с улыбкой до ушей.
Пожимаю плечами. Какая нам разница, за какой сесть столик, мы ведь не молодожены. Деннард уверенно кивает, девица ведет нас к свободному столику у огромного окна, приносит меню и желает приятного вечера.
Деннард заказывает бокал содовой и куриный суп. Я вообще-то выпила бы вина, но баловаться алкоголем в присутствии почти незнакомого мужчины, может трезвенника да еще и далеко не простого смертного, как-то неудобно. Прошу принести мне стакан ежевичного сока и салат из тунца, чеддера и перепелиных яиц.
Деннард щелкает пальцами и указывает на меня.
Наверное, я как-то показываю, что мне это не совсем по вкусу — бывает, я не могу скрыть чувств. Эх, актрисой мне никогда не быть! В общем, Деннард вдруг смотрит на свою руку, пожимает плечами и смущенно смеется.
— Дурацкая привычка, верно?
— Гм… верно. — Извинительно улыбаюсь. — Не слишком-то приятно, когда в тебя тычут пальцем. Хотя… Теперь так делают все вокруг, и, по сути, в этом нет ничего особенно страшного. У меня бабушка британка и помешана на хороших манерах. Это она твердила мне все детство — указывать на людей пальцем неприлично. — Что-то я разболталась. Даже делается немного не по себе. Передо мной сам Максуэлл Деннард, который работает с Джанин Грейсон и блистательным Оливером Райдером. Мне сидеть бы помалкивать и радоваться, что выпала столь редкая удача, а я чуть ли не делаю ему замечания.
Приносят напитки, и я делаю глоток сока.
Деннард сосредоточенно смотрит себе на руку.
— О чем это я хотел спросить?
С улыбкой пожимаю плечами. Он трет висок, сдвигая заушник очков, отчего выглядит забавнее, чем на площадке, и бормочет себе под нос:
— О чем-то важном… А! — Он снова щелкает пальцами, выставляет указательный, одергивает себя, смеется, поправляет очки и опускает руку на стол. — Мы до сих пор друг другу не представились. Наверняка по моей вине. Я, знаете ли, теперь будто не принадлежу самому себе.
Улыбаюсь.
— Лично я прекрасно помню ваше имя.
— Да? — Деннард с некоторым смущением улыбается и отпивает воды из бокала. — Известность для меня далеко не главное, точнее это, конечно, тоже немаловажно, но в первую очередь хочется добиться другого… — Он машет рукой. — Впрочем, об этом потом. Если вам интересно.
Интересно ли мне? Да я чувствую себя так, будто все происходит не наяву, а я лишь сижу и мечтаю об этом знакомстве.
— Скажите же, как зовут вас, — просит Деннард.
— Келли Броуди.
— Келли, — повторяет Деннард так, будто каждый звук, из которых состоит мое имя, прозвучал для него как-то по-новому. Или будто в его голове уже вырисовывается новый сценарий и главную героиню тоже зовут Келли. Вряд ли она похожа на меня. Я обыкновенная девушка… Деннард кивает каким-то своим мыслям и снова смотрит мне в глаза. — И ты зови меня просто Максуэлл. Или Макс — как хочешь.
— Хорошо.
До чего он чудной! Но почему-то все больше и больше располагает к себе. Как это у него получается? Он вроде бы ничуть не старается казаться лучше, чем есть. Или, может, вся эта его оригинальность сплошная игра? Может, киношники — актеры, режиссеры, сценаристы — лицедействуют постоянно, надо и не надо?
— Смит-стрит теперь и правда как игрушка, — произносит Максуэлл, глядя в окно. — А в семидесятые изобиловала забегаловками и допотопными магазинчиками. Как описано в «Бастионе одиночества». Не читала?
Качаю головой. Максуэлл с улыбкой машет рукой.
— И не нужно. Книжка довольно большая и близка далеко не всем. Наверное, только те, чья жизнь схожа с судьбой главного героя, могут оценить ее по достоинству.
— Что у него за судьба? — интересуюсь я.
— Он родился и вырос на Дин-стрит, белый мальчик среди афро— и пуэрториканцев. Терпел унижения, приспосабливался. Как и сам автор книги.
У него поразительно приятная манера говорить, поэтому, игра это или не игра, постепенно забываешь, что его окружение — кинозвезды и прочие знаменитости. Я мало-помалу расслабляюсь, слежу за его лицом, на котором, кажется, отражается каждая эмоция, и не замечаю, что слушаю его с полуулыбкой. Если бы он без конца не поправлял очки, я, наверное, даже нашла бы его весьма симпатичным. Очки… Заостряю на них внимание. По-моему, они его портят.
— Я тоже родился в Бруклине, — говорит Максуэлл.
— Серьезно? Значит, и ты вроде героя из этой книги?
Он смеется и качает головой.
— По счастью, почти нет. Во-первых, в отличие от Рейчел Эбдус, наша мама до сих пор в семье, никогда не прикасалась к наркотикам и не убегала бог знает куда с хиппи. Во-вторых, я в отличие от Дилана не учился в местной муниципальной школе ни дня — меня сразу определили в частную, манхэттенскую. А через год мы туда переселились, и я не появлялся в Бруклине лет пятнадцать. Но книгу прочитал не без удовольствия. Она в любом случае напомнила мне раннее детство.
Медленно киваю, пытаясь представить себе Максуэлла семилетним ребенком. Наверное, он отличался недетским умом и любознательностью и выбивался из толпы, хоть и в школе не был окружен сплошь темнокожими детьми.
Приносят заказ. Максуэлл расстилает на коленях салфетку и принимается охотно поглощать суп. Я пробую салат — вполне недурно. Надо бы перейти к тому, о чем я собираюсь попросить Максуэлла, хотя почему-то не хочется, чтобы он решил, будто я спешу им воспользоваться. Напряженно придумываю, как бы начать издалека, а потом незаметно заговорить о главном, но он сам приходит мне на выручку.