А потом, когда ты уже заболела, он пришел. И ты попросила его посидеть рядом. Но он сказал, что он «не грелка».
И тогда ты подумала: «Конечно, можно и без «слов». Но тогда без всяких слов, и без плохих тоже». И еще ты подумала, что ведь он действительно не грелка. А ведь это только грелку можно держать сколько угодно возле себя. Да и то она будет каждый раз остывать и в нее нужно будет каждый раз наливать горячую воду.
А Алеша устроен куда сложнее, нежели грелка. И потому, Ира, когда ты поняла, что больна страшно и вряд ли выздоровеешь, а если и выздоровеешь, то пройдет до этого столько времени, что Алеша уже не только не будет «грелкой», а превратится в пузырь со льдом, то тогда ты вызвала Алешу и сказала ему, что он свободен. На что Алеша ответил: «Я всегда свободен». И еще добавил: «Я вообще свободный человек».
А теперь он пришел в больницу. Никто не пришел. Ни один человек не осмелился прийти, раз ты запретила. А он пришел. С тремя розами. И если бы ты не пустила Таню или тетю, то это бы ничего не значило, кроме того, что ты не можешь никого видеть. Но ты не пустила Алешу. А это уже значило совершенно другое.
Ира подоспела вовремя.
— С кем она? — спросила медсестра Иру, указывая на Софью Александровну.
— Со мной.
Медсестра окинула Иру взглядом с ног до головы.
— А где направление или карточка?
— Я все объясню врачу.
— Ну нет, вас я не пущу к врачу. Вы из какого отделения?
— Из нервного.
— Вот и идите туда.
Медсестра ушла, Ира открыла дверь и вошла в кабинет.
— Что вы хотите? — спросил врач, не повернувшись к Ире.
— Мне необходимо с вами поговорить, — сказала Ира, стараясь говорить как можно солиднее. — Я готова ждать сколько угодно, но меня не пускает ваша медсестра.
Врач приостановила бормашину и посмотрела на Иру.
— Подождите в коридоре, — сказала она, как Ире показалось, без особого удивления.
Снова жужжит бормашина. И Ире чудится, что жужжит она у нее в голове. И что ввинчивают ее то в Ирин висок, то в затылок.
Больные входят и выходят из кабинета, а выражение у медсестры из равнодушного делается вызывающим. На Софью Александровну никто не обращает внимания: зубы здесь болят у всех. А вот на Иру смотрят. Смотрят, опускают глаза, опять смотрят.
— Входи, — медсестра высунулась из кабинета и тут же исчезла.
Ира оглядела сидящих в коридоре и не нашла ни одного, к кому бы можно было обратиться на «ты».
Когда Ира вошла в кабинет, медсестра сделала несколько шагов и встала между врачом и Ирой.
«Пусть», — решила Ира и осталась стоять у дверей.
— Я привела к вам старушку, у которой очень болит зуб. Каждый день ей говорят, что отведут к вам и никто не ведет. Я вас только об одном прошу: посмотрите, и если вы сочтете возможным отпустить ее с такой болью, то мы уйдем.
Ира видела, что врач слушает ее с удивлением. Словно она не ждала от Иры членораздельной речи.
— Я вам охотно верю, что у вашей знакомой болит зуб, но все же без направления я не могу ее принять. Что у нее?
— Кровоизлияние в мозг.
— Вот видите. Может, ей и нельзя вовсе сейчас трогать ее зубы.
— Я только что разговаривала с нашим лечащим врачом, — настаивала Ира. — Она сказала, что ее надо обязательно повести к вам, но сейчас не с кем. И профессор в понедельник это сказал. Два месяца она ничего, кроме слова «да», не говорила. Можете себе представить, как у нее болит зуб, если она вдруг научилась говорить слово «зуб».
— Хорошо. Попросите ее, — сказала врач медсестре. — И соедините меня с нервным отделением.
― Зуб ―говорит Софья Александровна и сплевывает в урну кровь. — Зуб, — сокрушенно качает она головой.
— Ну так очень же хорошо, — говорит Ира — Теперь у вас нет зуба и нечему будет болеть.
— Да, да, да, да.
— А вот Ира, — говорит Ирина мама какому-то молодому человеку, который идет с ней рядом по аллее.
— Это Петр Дмитриевич, Ира.
Ира застывает.
— Идем же. Ну что ты? Он и так уже полчаса ждет.
Ира подходит к Петру Дмитриевичу.
— Здравствуйте, — Петр Дмитриевич подает Ире руку. — Не ждали?
…Ира и Петр Дмитриевич сидят в кабинете. Раньше Ира никогда здесь не была. В кабинете стол, за которым расположился Петр Дмитриевич, и кушетка, обтянутая клеенкой. На кушетку села Ира.
Ира смотрит на Петра Дмитриевича, а Петр Дмитриевич на Иру. Оба молчат.
— Рассказывайте, — говорит Петр Дмитриевич.
Глаза у Петра Дмитриевича большие, серые. Очень красивые и немигающие.
— О чем рассказывать?
Ира не может оторваться от глаз Петра Дмитриевича и поэтому не может начать.