«Останься», — шепнула она, когда кто-то подходил к ним. Могла ведь сказать: «Беги», — и сама уйти… Поселиться бы там, в приземистом домике! В комнате с фотографиями в полированных рамках — все равно там никто не живет. Стоит только застланная постель с перинами Анчи. По крайней мере они сослужили бы службу.
Один выход: сдаться, но надо бросить им при этом Пепека. Влипнет, конечно, и хозяин со всей семьей. Он укрывал их у себя, давал им пищу. Это будет подлость со стороны Ярды, но что делать? Так уж устроена жизнь! Другого пожалеешь — себя угробишь! От проклятой нерешительности только нервы изматываются.
Ярда встал, продрогший от вечерней прохлады. Страшно было возвращаться на чердак к Пепеку, но мысль о койке в тюремной камере была еще ужаснее. Как все в жизни перепутано! Позавчера они проехали половину республики. Ярда наконец снова слышал одну только милую сердцу чешскую речь, а не эту чертовскую баварскую тарабарщину, и он не мог ничего с собой поделать, в голову лезли только светлые воспоминания о хороших днях, которые он тут прожил, — о детстве, о футбольных сражениях в Жижковом тупичке, о проделках в школе, а потом в интернате ремесленного училища, о лыжных вылазках в Бескидах и в Татрах, о первом свидании на Петршине, о чешских девчатах… А теперь он прячется на чердаке у мужика, так ненавидящего республику, что о нем знают даже в Мюнхене.
Ярда идет по окутанной вечерним туманом местности. Веер багряных облаков развернулся, словно растопыренные пальцы гигантской руки. Дым костра так по-домашнему щекочет нос! Иволга промелькнула в сумраке леса, а в бесконечных фиолетовых далях на востоке засияла первая звезда. Какой простор вокруг, а он стоит, как на распутье двух дорог, и обе они ведут в ад!
Из двух зол должно же одно быть меньшим. С какой стороны ни взгляни, меньшее зло — принести повинную, возвратиться домой. Он же не болван, он стреляный воробей, в каких только переплетах не побывал и всегда выходил сухим из воды! И теперь спасение в полном признании, в сообщении ценнейшей информации и, наконец, в выдаче этого матерого волка — Пепека. К тому же искреннее сожаление о содеянном, раскаяние, примерное поведение, тяга к труду. Пусть его черт возьмет, если он не сумеет выиграть эту игру, хотя бы на худой конец с ничейным результатом.
Было уже совсем темно, когда он прошел через заднюю калитку сада. Нетопырь неслышно промелькнул над его головой. Ярде стало не по себе. На половине лестницы его остановила мысль: а не продал ли Пепек его, Ярду? На мгновение все вокруг потонуло в кромешной тьме, и Ярде показалось, что лестница падает набок. Он судорожно вцепился в верхнюю перекладину. Ерунда, во всем виновата эта паршивая Валка. Это из-за нее нервы у него расстроены, и он стал мнительным.
Ярда на ощупь пробрался за перегородку. Пепека не было. Ясно, этот шакал рыскает где-то. Нелегко будет с ним справиться. Однако в слуховом окне, на подставке, ужин только на одного: стало быть, Пепек возвращался и снова ушел.
Ярда еще не доел остывший суп, как заскрипела лестница — Пепек! Он вошел, сел на свою постель и вытянул вперед ноги.
— Где ты пропадал?
Опять этот прокурорский тон. Ярда перестал есть.
— Я ведь должен был, кажется, кое-что сделать?
— Да, после смены, — ответил Пепек. — Смена кончается в четыре. — Пепек стебельком сена стал сосредоточенно чистить под ногтями. — А теперь восемь. Что же ты делал эти четыре часа?
— Не блажи. Я ни с кем не говорил, — резко прозвучал раздраженный выкрик Ярды.
Воцарилось неловкое молчание. Ярда не может оторвать взгляда от неподвижных рыбьих глаз Пепека, уставившихся на него из сумрака. «Опять глупости напорол», — с тоской подумал Ярда.
Пепек повалился навзничь, заложив руки под голову.
— А я думал, ты навестил ту девушку.
— Вот еще! — вспылил Ярда. — По-твоему, я дурак, да? Знаешь, не морочь мне голову, я спать хочу! — Ярда покраснел и не лег, а упал на одеяло, но вскоре приподнялся на колени и лихорадочно нагреб побольше сена под голову.