— Хорошо, — кивнула Лили, принимая бокал, а затем решительно поднесла его к губам, но едва намочила крепко сжатые губы. Проникает ли яд через кожу? Лили почти не сомневалась в этом. Доктор Спир велел ей, прежде чем впрыскивать яд, надеть латексные перчатки, и теперь Лили опасалась, что дело примет для нее совершенно неожиданный оборот, но поделать с этим ничего не могла. Бутылку нельзя было даже разбить об пол, потому что официанты, убирая осколки, соприкоснутся с отравленной жидкостью.
Лили не потрудилась скрыть дрожь, пробежавшую по ее телу при этой мысли. Она поспешно поставила бокал на стол, промокнула губы салфеткой и аккуратно сложила ее, чтобы случайно не дотронуться до влажного пятна.
— Ну как? — нетерпеливо поинтересовался Сальваторе, хотя дрожь Лили не укрылась от его внимания.
— Гнилой виноград, — ответила Лили и снова вздрогнула.
Сальваторе как громом пораженный в недоумении воззрился на нее.
— Гнилой?.. — Он отказывался верить, что вкус этого божественного напитка не оценили по достоинству.
— Да. Я чувствую вкус того, из чего оно сделано, а это, увы, гнилой виноград. Вы довольны? — В ее глазах тоже мелькнул гнев, который она и не сочла нужным скрывать. — Терпеть не могу, когда меня запугивают.
— Но я не…
— Да-да, запугивали. Грозили, что не будете больше со мной встречаться.
Сальваторе сделал еще один глоток, оттягивая время, чтобы обдумать ответ.
— Прошу прощения, — осторожно извинился он. — Я не привык, чтобы…
— Вам говорили «нет»? — закончила за него Лили, выразительно глядя на Сальваторе поверх чашки с кофе. Ускорит ли кофеин действие яда? Замедлят ли его действие сливки в кофе?
Лили с радостью пожертвовала бы собой, лишь бы иметь возможность продырявить ему лоб. Впрочем, какая разница? Ведь как она ни старалась, обезопасить ей себя не удалось, а смерть от яда ужасна.
Сальваторе пожал своими могучими плечами и с сожалением посмотрел на нее.
— Именно, — подтвердил он, пуская в ход все свое обаяние, о котором ходили легенды. Он умел очаровывать, когда хотел. Если бы Лили не знала, кто он такой, то скорее всего и она пленилась бы им. Если бы она не стояла над тремя могилами, в которых лежали двое ее близких друзей и их приемная дочь, то могла бы оценить ситуацию философски, рассматривая смерть в таком бизнесе как вполне естественный итог. Аверилл и Тина, как и она сама, знали, на что шли, ввязываясь в игру. Но тринадцатилетняя Зия была ни в чем не повинна. И Лили не в силах была ни забыть, ни простить ее смерть. Смотреть философски на это она не могла.
Три часа спустя неторопливая трапеза подошла к концу, а бутылка вина плескалась в желудке у Сальваторе. Они поднялись из-за стола, собираясь уходить. Время едва перевалило за полночь, и в ноябрьском ночном небе кружились снежинки, которые таяли, чуть коснувшись мокрой мостовой. Лили ощущала тошноту, но причиной этого недомогания скорее был не яд, до начала действия которого еще оставалось больше трех часов, а не отпускавшее ее нервное напряжение.
— По-моему, я что-то не то съела, — сказала Лили, когда они уселись в машину.
Сальваторе вздохнул.
— Чтобы не ехать ко мне, вам нет необходимости притворяться нездоровой.
— Я не притворяюсь, — огрызнулась Лили. Сальваторе уставился в окно на проплывавшие мимо огни Парижа. Хорошо, что он выпил все вино. Наверняка он уже махнул на нее рукой, посчитав встречи с ней пустой тратой времени; Лили почти не сомневалась в этом.
Она откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза. Нет, дело не в напряжении. Тошнота стремительно усиливалась. Лили почувствовала, как к горлу подкатывает комок, и попросила:
— Остановите машину, меня сейчас стошнит! Забавно: подобная угроза заставила водителя пренебречь всеми усвоенными им правилами, и он ударил по тормозам. Лили распахнула дверцу еще до того, как машина остановилась, высунулась наружу, и ее вырвало в сточную канаву. Она ощутила руку Сальваторе у себя на спине, другой он придерживал ее за локоть, правда, очень осторожно, избегая сильно наклоняться вперед, чтобы не выставляться наружу.
Когда желудок освободился и спазмы прекратились, Лили бессильно откинулась назад и вытерла рот носовым платком, который Сальваторе молча протянул ей.
— Простите, — извинилась Лили, с удивлением услышав свой дрожащий и слабый голос.