Элли (гладит песика). Ты мой герой! Спасибо. (Дороти.) Ну вот и хорошо, я возьму эти туфельки, а ты — те, из-под домика. Ты их заработала.
Дороти (оборачивается, под домиком нет ни ног, ни башмачков). А где же туфельки? Я их только что видела. На ногах. У них еще носки были загнуты.
Элли. Так ноги же растаяли, ты что — не заметила? Наверное, вместе с туфельками. (Подумав.) С загнутыми носками ходить неудобно…
Дороти. Мне показалось, что их взяла эта старушка-фея, Виллина. Специально для меня.
Элли. Нет, их принес мой Тотошка. Специально для меня. И это мне не показалось.
Дороти. Может, она унесла их в домик? (Заглядывает внутрь своего домика, чтобы убедиться.) Нет, там ничего нет.
Элли. Жаль, что так получилось. (Быстро надевает серебряные туфельки.) Как на меня сшиты!
Дороти. А почему это они тебе?
Элли. По справедливости. Твой поцелуй, мои туфельки.
Дороти. Хитрая!
Элли. Это кто еще хитрый! Хочешь все себе загрести, и поцелуй, и туфельки, да?
Дороти. Я домой хочу.
Элли. А я не хочу, что ли?
Дороти. Ну нас же двое.
Элли. А туфельки одни. И они уже у меня.
Дороти. Ну и ладно. Пойду позавтракаю и переоденусь. (Уходит в домик.)
Элли (оглядывая себя, Тотошке). Переодеться? Зачем? Мне не во что. (Оправляет платье в красный горошек и одергивает красный жилетик.)
Тотошка. Мне тоже!
Жевуны приносят Элли продукты.
Элли (смущенно). Ой, что вы, куда мне так много, я столько не унесу. (Наполняет корзинку.)
Из домика выходит Дороти. Она тоже с корзинкой, в новом платье, белом в голубую клеточку, и в розовом капоре.
Жевуны (с восторгом, Дороти). Ты как настоящая Жевунья и настоящая фея!
Дороти. Почему вы так говорите?
Первый Жевун. Потому что голубой — это цвет Жевунов, а белый — волшебников, а на твоем платье есть оба этих цвета.
Тотошка (погрустневшей Элли). А ты — как наш чайный сервиз в красный горошек!
Элли. Ох, Тотошка, от него осталась всего одна чашка… совсем как я. (Вытирает глаза, берет корзинку и пишет мелом на двери фургона: «Меня нет дома». Оборачивается к Дороти.) Пошли, что ли, фея?
День второй
Дорога, вымощенная желтым кирпичом. По обе стороны дороги — голубые изгороди, за изгородями золотые поля. По дороге идут две девочки и бегут две собаки.
Элли. Почему твой пес не говорит?
Дороти. Наверное, у него шок. Когда мы летели сюда, он выпал в люк.
Элли. В какой люк?
Дороти. Обыкновенный. В полу. У нас под полом яма… То есть была яма… (Голос дрожит, на глаза наворачиваются слезы.)
Элли (рассудительно). Ну яма же, наверное, осталась. И мы вернемся. Не плачь.
Дороти (вытирая глаза подолом). Мы прятались там от ураганов. Но в этот раз я побежала за Тото…
Элли. И я. Только у нас погреб рядом с домом, это удобнее. Никаких люков в полу, падать некуда.
Дороти. Я думала, что никогда больше не увижу моего Тото.
Элли. Как же получилось, что он все-таки с тобой?
Дороти. Я поймала его за ухо и втащила обратно. Это было ужасно! Понимаешь, ведь Канзас, он такой серый… там все серое — земля, трава, тетя Эм и дядя Генри… Тото был единственным светлым пятном во всей этой серости. То есть черным. То есть ты понимаешь.
Элли. Не понимаю. Никогда не считала Канзас серым. Он золотой. (Оглядывается.) Какое забавное пугало!
Дороти. О да, он очень милый.
Тотошка (презрительно). Пугало! Скажешь тоже! Такой разве напугает кого-нибудь?
Дороти. Наверное, его сделал такой же милый Фермер. А у нас дома фермеры все какие-то серые, озабоченные и злые. Как собаки.
Тотошка. Ну-ну, полегче!
Элли. Смотри-ка, птицы совсем его не боятся. Клюют себе пшеницу, как будто его тут нет.
Дороти. Кукурузу.
Элли. Пшеницу. (Лезет на изгородь и тянется сорвать колосок.)
Пугало. Эй!
Элли и Дороти (хором). Ой!