— Савва Мышкин, Кондратьев сын! — отчеканил «новорожденный», вытягиваясь передо мной во фрунт.
Родом Савва был из города Мышкина Ярославской губернии. С двенадцати лет в Москве. Сначала мальчиком в лавке, потом помощником приказчика. На ответственную должность был выбран Лиходеевым за сметливость, прошлые умения и добрый характер.
Хороший паренек. Мне понравился.
3
Командир батальона Иван Карлович Берг приказал провести в ротах полевые занятия и стрельбы. Как мне потом шепнул подпоручик Литус, младший офицер 9-й роты, обычно комбат так реагировал на какой-либо непорядок по службе. В данном случае катализатором послужило то, что повозка с обедом из офицерской столовой опоздала на полчаса.
Обед привозили прямо в судках к штабу батальона, где собирались все офицеры. Ели за вкопанным в землю большим дощатым столом под парусиновым навесом. Солдаты питались от полевых кухонь, каждая рота отдельно, по месту расквартирования.
Сегодня полковые кашевары припозднились, поэтому начальство решило пресечь расхлябанность, но почему-то именно в наших рядах.
Рассевшись за столом, офицеры принялись за еду, приправляя и без того вкусные блюда приятным разговором.
Я с удовольствием пообщался с уже упомянутым Генрихом Литусом — румяным блондином со светлым пушком на верхней губе, подразумевающим усы. Мы как-то очень быстро познакомились и перешли на «ты».
— Скажи, Генрих, а что Берг подразумевает под «занятиями»?
— Дадут пострелять по мишеням, по две обоймы на ствол. Стрелять надобно поотделенно, без пулеметчиков — они занимаются сами. Потом проверка состояния оружия, снаряжения, обмундирования. — Подпоручик пожал плечами. — Не знаю, Саша, что тебе еще сказать. Может быть, потом батальонный результаты стрельб спросит. И все!
— А если не спросит?
— Не спросит сам — пришлет адъютанта. Он запишет — и тогда совсем все!
— Хм. Понятно…
— Что понятно?
— Понятно, что ничего не понятно! — вздохнул я.
Глаза у Литуса округлились, он покраснел, с трудом проглотил очередной кусок гуляша и захихикал, прикрывая рот рукой. В общем-то обычный для моего времени грустный каламбур вызвал весьма бурную реакцию.
Впрочем, реакцию вполне ожидаемую.
Я очень быстро оказался в полку в записных остряках. Этому способствовало то, что, зная массу шуток и анекдотов из своей прошлой жизни, по неизменной привычке очень часто применял их в качестве присказок или комментариев. А поскольку в большинстве случаев все эти приколы были моим сослуживцам внове, просьбы рассказать какую-либо соответствующую случаю шутку случались довольно часто.
Вот и теперь, заметив смеющегося Генриха, офицеры, до сих пор занятые пересудами о стратегических перспективах текущего 1917 года, обратили на нас свое внимание.
— Так! Что тут у нас! Барон, вы опять о чем-то несерьезном? — шутливо обратился ко мне начальник Литуса, командир 9-й роты штабс-капитан Ильин.
— Что вы, господа! Всего лишь смиренные рассуждения о превратностях судьбы!
— Не поделитесь своими умозаключениями?
— Мы с господином подпоручиком пришли к выводу, что в жизни каждого должна быть хотя бы одна любимая женщина… Главное, чтобы жена о ней не узнала…
После секундной задержки мои сослуживцы взорвались хохотом! Обычно невозмутимый Берг даже промокнул салфеткой уголки глаз, слезившиеся от смеха.
— Нет, ну каков… — восхищенно приговаривал потешавшийся вовсю Ильин.
— Вы, помнится, рассказывали какую-то презабавнейшую историю про британцев? Не напомните ли подробностей? — вмешался батальонный адъютант подпоручик Цветаев.
— Один англичанин спрашивает другого: «Извините, сэр, ваша лошадь курит?» — «Нет! А в чем дело?» — «Тогда, сэр, мне кажется, что у вас горит конюшня».
Сидевшие за столом офицеры вновь захохотали.
Вот так и живем.
— Подходим поотделенно, получаем огнеприпасы — и марш на стрелковую позицию. Лиходеев, проследи! — Стоя перед ротными шеренгами, я как раз закончил объяснять солдатам суть предстоящих занятий.
— Слушаюсь, вашбродь! — Фельдфебель козырнул и, повернувшись лицом к строю, скомандовал: — Ро-о-та-а! На-а-а-ле-во-о-о!!! Бего-о-ом, марш!!!
Мой незабвенный ротный опять куда-то свинтил, сказавшись штабной надобностью. Теперь я проводил сверхплановое полевое занятие без его трогательного участия.
Конечно, по здравом размышлении это даже хорошо. Если стану делать что-то не то, под руку никто вякать не будет. А вот «что-то не то» я вознамерился делать с самого начала.
Дело в том, что по местным понятиям гренадерский полк — ударное подразделение, заточенное под прорыв обороны противника. Взводы вооружены и организованы так, чтобы образовывать готовые штурмовые группы. Вот мне и захотелось посмотреть, на что они способны. В принципе гренадерские части стараются пополнять обстрелянными солдатами и унтер-офицерами, но процент новобранцев из учебных полков все же велик. В моей роте это пятьдесят человек — почти каждый пятый. А главное, очень интересно было понаблюдать за действиями опытных солдат, узнать, каковы их повадки и методы ведения боя.
Я тоже принял участие в стрельбах. Сперва пострелял из нагана, потом взялся за браунинг.
Наган, конечно, хорош, но отдача сильная, перезаряжать долго, и усилие на спусковом крючке великовато. А браунинг — удобен, скорострелен и перезаряжается быстро. Отдача терпимая, и бьет точно. Буду тогда наган вторым стволом носить — пригодится.
В целом рота отстрелялась неплохо, хотя обнаружилось, что мой ординарец отнюдь не снайпер: едва-едва в мишень попадает. Надо будет ему карабин на дробовик сменить — парню меня в бою прикрывать. Так оно надежнее будет.
Потом, пока личный состав готовился к смотру, собрались с унтерами, поговорили по душам. Чтобы солдат поучили, как по полю боя двигаться, как укрываться, как врукопашную биться.
Заодно я вопросики всякие практические позадавал. И, видать, правильно задавал. Потому что унтер-офицеры — сплошь бывалые мужики за тридцать (многие с нашивками сверхсрочников) — по мере продвижения разговора оттаяли ко мне, и беседа вышла весьма конструктивной.
Под конец я решил проверить их в рукопашном бою.
— Савка, — окликнул я своего ординарца. — Ты колышки заготовил?
— Так точна, вашбродь!!! — Он протянул мне пару коротких кольев, которые я хотел использовать как имитацию ножей.
— Ну кто мне покажет, как действовать, когда в траншее на вас германец с тесаком кинется?
— Это как? — опешил старший унтер Наумов.
— А так! — Я бросил ему деревяшку и встал. — Вот я. Патроны у меня кончились. А ты на меня с траншейным ножом прешь! Ну нападай!
— Эвона как… — Наумов поднялся, перехватил колышек поудобнее, но остановился в нерешительности. — А ну как задену я вас, вашбродь?
— Нападай, говорю!!!
Унтер бросился на меня, замахиваясь «ножом» сверху, и… со всего маху плюхнулся на траву после броска через бедро. Его деревянный клинок остался у меня в руках.
— Вот так вот… — Я бросил деревяшку на землю рядом с поднимающимся Наумовым. — Видать, и вам есть чему у меня поучиться.
— Ловко вы, вашбродь! — высказался за всех Лиходеев, задумчиво покручивая кончик длиннющего уса.
— Я с детства уссурийским казаком учен. И учен на совесть. А теперь и вас учить буду, ну и сам учиться понемногу. Ладно. Фельдфебель, командуй оружие к осмотру. Гляну, как наши олухи стволы содержат!
— Ро-о-та-а! — Лиходеев вскочил на ноги и заорал во всю глотку: — А-аррружи-я-а-а к осмотру-у-у!!!
Ближе к вечеру я стал свидетелем самого настоящего воздушного боя. С севера над нашим расположением появился аэроплан и, еле слышно стрекоча мотором, стал описывать растянутые круги.
— Эвона! Германец прилетел, — задрав голову и придерживая фуражку рукой, изрек Лиходеев, сидевший вместе со мной на бревнышке у моей палатки. Мы проверяли результаты бурной хозяйственной деятельности Фили Копейкина.