— Было. Вкусный сом. — Павлов вгляделся в дедка, шевельнул пальцем медаль, висевшую у того на рубахе» покивал головой мелко, как-то по-птичьи: — И я тебя, дед, помню.
— Вот так, — удовлетворенно произнес дедок. — Еропкин я, Игнатий Игнатьевич. Обоз со мною прибыл, пятнадцать подвод. Все — в ваше распоряжение.
— Подгоняй, дед, через десять минут будем садиться.
— Игнатием Игнатьевичем меня зовут, — напомнил дедок на всякий случай. — Подводы находятся в двадцати метрах отсюда. Лошади накормлены, напоены, к дальней дороге готовы.
— А чего дома, в Самаре, не остался, а, Игнатий Игнатьевич? — спросил Павлов. — Чего понесло в такой далекий край?
— Дома скучно, ваше благородие, — серьезно ответил дедок. — Одиночество заедает. — Он снова несколько раз стукнул длинным деревянным кнутовищем по ноге. — Бабка у меня вскоре после той нашей встречи умерла, общался я, когда оставался один, только с мышами. С ума трехнуться очень недолго. А здесь что... Здесь я на виду, с людьми, среди людей. Чувствую себя нормально... Вот и все мои секреты, ваше благородие.
Под начало к поручику Павлову попал и соседний взвод — командир его, подпоручик Сергиевский, получивший ранение еще в Сызрани, вынужден был остаться в Ставрополе-Волжском, где спешно развернули госпиталь, — Павлов теперь стал командиром роты.
— Игнатий Игнатьевич, держись меня, — приказал он дедку, — не отставай и не теряйся!
— Не боись, — голос у дедка сорвался на фальцет, — не потеряюсь. Только рыбоедов своих предупрежу, чтобы были готовы, — проговорил Еропкин и исчез в ночной темноте.
К полуроте Павлова была прикреплена сестра милосердия Варя Дудко.
— Варюша! — Поручик расплылся в улыбке и уже готов был при всех ринуться ей навстречу, но Варя глянула на него строго, осуждающе, и Павлов разом пришел в себя, хотя настроение его хуже от этого не стадо. — Варюша! — произнес он еще раз и умолк.
Тележный десант был разбит на две половины: одна должна была взять в кольцо город, вторая же получила приказ сделать дальний бросок, на Казань: Каппель уже понял, что Симбирск он возьмет без особых осложнений. Тухачевский просто не сможет противостоять — в его армии разлад. К Каппелю поступили сведения и об истории с Муравьевым. Так что Тухачевскому сейчас не до серьезной драки, он не в форме — это во-первых, а во- вторых — лучше плохой мир, чем хорошая война — хоть и затерта эта истина донельзя, а ничего незапятнанного, незахватанного в ней нет, а Каппель все еще продолжал надеяться, что красные и белые в конце концов сойдутся, хлопнут по рукам и обо всем договорятся. Ведь умные люди есть и среди одних, и среди других... Потому он и оставлял Тухачевскому коридор для вывода людей.
Полурота Павлова попала во вторую половину. Поручик, узнав об этом, довольно потер руки:
— Превосходно!
Улыбка, возникшая на его лице, была откровенно счастливой, мальчишеской. Собственно, Павлов в свои двадцать два года, несмотря на ордена и звездочки, украшавшие его погоны, был еще мальчишкой. Два с половиной года, проведенные в окопах, рукопашные драки с германскими солдатами, газовые налеты не сумели убить в нем восторженную душу, выхолостить память о былом, о детстве, проведенном под старинным русским городом, о первой охоте на зайцев-беляков по чернотропу, которую они совершали вместе с Мишкой Федяиновым... Где ты сейчас, Мишка? Улыбка сама по себе сползла с лица поручика — когда он думал о Федяинове, вид его делался озабоченным.
— Варюша, вы поедете на головной подводе, — предупредил он сестру милосердия.
— А вы, поручик, где поедете?
— Пока не знаю, — ответил Павлов, хотя хорошо знал, что поедет там же, где и Варя, на первой подводе.
Варя молча закинула в телегу сумку с медикаментами. Павлов запоздало кинулся к ней:
— Давайте помогу! Тяжело ведь!
— Ничего. Это своя ноша. А своя ноша, как известно, не тянет. — Варя проворно забралась в телегу, глянула вверх — небо над головой было огромным, чистым, черным, на глубоком сажево-черном бархате блистали, переливались, словно бы играли друг с другом, звезды, вид их рождал восторг и тепло.
Приложив руку ко лбу — на былинный манер, Варя попыталась отыскать Стожары — мощное скопище звезд, в котором, как ей говорила бабушка, есть и ее звездочка, но не нашла...
— Трогаем! — послышался где-то совсем рядом окрик, заскрипели колеса, и несколько подвод ушло в темноту.
Это были подводы первого, ближнего броска.
Если они будут так быстро наступать, то очень скоро могут очутиться в Москве. Варя неожиданно для самой себя легко и счастливо рассмеялась, представив, как въезжает в Златоглавую на телеге.