— Чтоб тебя развлечь, — серьезно сказала Аграфена Степановна. — Зеленый весь уже. Пепельница с верхом. Доходяга ты, а не подполковник.
Кущак вытряхнул пепельницу в мусорную корзину. Опять помолчали.
— Сказать, чтобы чаю принесли? — спросил Кущак.
— Не надо уж. Не компрометируй себя. Ты всегда этого боялся.
— Ладно, Аграфена, перестань, — попросил Кущак.
— Ладно так ладно… Зинаида твоя здорова?
— Желудок у нее. Недавно опять в Трускавец ездила. А ты как живешь?
— А я все так же.
— Понятно.
— Вот и хорошо, что понятно.
Кущак поднял глаза и посмотрел на шило.
— Так. Все. Ты можешь объяснить, зачем в автобусе с шилом полезла? Это ведь действительно хулиганство. Только давай без фокусов.
— Я тебе уже все объяснила. Уколола, значит было за что.
— Ну и за что?
— За то.
Аграфена Степановна выпрямилась и поджала губы.
— Послушай, Аграфена, — терпеливо заговорил Кущак. — Если он будет настаивать, тебе грозят большие неприятности. Ты понимаешь? И я не смогу тебе помочь. Мне обязательно нужно знать, как и что.
— Не будет он настаивать, успокойся.
— Тьфу ты, — сказал Кущак. — Какой была, такой осталась.
— А ты спой. Хочешь, вместе, а? «Каким ты бы-ы-ыл, таким остался-а-а…»
— Тише ты, Аграфена, — испугался Кущак. — В своем уме? Здесь милиция, между прочим!
Женщина засмеялась, тихо, про себя.
— Аграфена, я тебя по-человечески прошу, — негромко сказал Кущак.
— Ой, ну сидел он, понимаешь? Развалился, как не знаю кто. Рядом беременная переминается, а он в окно выставился и хоть бы хны! Я его легонечко и кольнула…
— А попросить нельзя было? По-хорошему?
— Такой послушает, жди! Тебе вот часто уступают? Хотя да, ты больше на персональной…
— Стало быть, кольнула, чтобы он уступил место беременной?
— Конечно! Он как подскочит, давай орать, а я беременную-то и пристроила… Так-то вот, Миша.
— Аграфена, ты врешь, — сказала Кущак. — Что ты мне всегда врешь? Зачем?
— Знаешь, Михаил, — сказала женщина, и Кущак отвел глаза. — Держи себя в руках. И насчет «врешь» молчал бы.
— Извини. Вырвалось. Но, правда, трудно поверить, чтобы…
— Он книги выносит, — сказала женщина.
— Кто, передовик этот?
— Да какой там передовик! — Аграфена Степановна махнула рукой. — Рвач он самый обыкновенный. Привыкли: сто процентов дает — все, передовик. А ему работу подешевле дай, он тебе глотку перегрызет. Передовик…
— Ладно, ты не отвлекайся.
— А я тебе о главном и толкую. Выносит с комбината книги и продает. Под пиджаком приспособился, сзади. Я его на вахте хотела перехватить, чтобы на людях. Думаю: осторожненько шильцем попробую. Если книжка там — сразу с поличным, поганца. Он раньше с работы ушел, ну, я за ним в автобус…
— Глупости все это, — с досадой сказал Кущак. — Могла бы рукой проверить, зачем шилом-то сразу?
— Да? Ты так уверен? Прикажешь по нему ладошкой хлопать? Говорю тебе, он сзади носит.
— А написано: укол в область спины.
— Это твой сержантик написал. По-моему, там другая область. Южнее.
— Ты могла ему поясницу проткнуть.
— Чем, вот этим? Перестань. Ничего, не смертельно. И вообще, у меня для, таких случаев с собой всегда йод…
— Аграфена! — Куща к встал. — Ты что, постоянно этими делами занимаешься?
— А хоть бы и так. И голос на меня не повышай.
— Буду повышать! Ты… совсем уже, что ли? С шилом… Давно?
— Недавно, успокойся, — Аграфена тоже встала и подошла вплотную к Кушаку. — А что делать, Михаил? Что?
— Да хотя бы мне звонить! Телефона не знаешь? Так я запишу, вот такими цифрами!
— Тебе? Когда здоровенный детина расселся в автобусе и «не замечает» беременную, инвалида, старика? Тебе звонить, да? Когда в очереди нахально лезет вперед, отпихивая других, какой-нибудь мордоворот? Опять тебе? Когда в кино рассядутся впереди молодые мужики — гогочущие, сытые, довольные — и плевать им на всех вокруг, сыплют сальностями и ржут?.. Ты их всех накажешь, да? Ты обрежешь всех этих «хозяев жизни», которых чем дальше, тем больше плодится? Оштрафуешь, засадишь на пятнадцать суток? Они знают все законы получше тебя, эти хозяева… — Не-е-ет уж, мил-дружок, — уже спокойно закончила Аграфена Степановна. — Я сама справлюсь. У меня шильце, маленькое, незаметненькое, а действует — ой-ой-ой!.. — Аграфена Степановна засмеялась. — Видел бы ты, как действует. Бывало, стоишь в проходе, а какой-нибудь жлоб навалился, как на стенку… Я его легонечко — р-раз!..
— Стоп, — сказал Кущак. — Погоди. Ну, ты даешь, Агра-фена. С шилом правду ищешь? Тогда уж проще автомат взять — рраз! — всех очередями, хамов, наглецов… Всех подряд!
— Вообще-то не мешало бы, — сказала Аграфена Степановна. — Открой форточку, Михаил, я же просила.
Кущак отворил створку и некоторое время вдыхал морозный воздух.
— Ты бы отошел от окна, — сказала Аграфена Степановна. — Простудишься.
— Не страшно, — отозвался Кущак. — У меня хроническую определили, хуже не будет.
Он походил по комнате, подошел к столу, сел.
— Только не подряд, — сказала Аграфена Степановна. — Хороших людей я не трогаю.
— Ты теперь вообще никого трогать не будешь, — сказал Кущак. — Шило я оставляю себе.
— Оставь. Память будет. Вот еще йод возьми. Кущак покрутил головой.
— Ты меня все-таки поражаешь, Аграфена. У этого, передовика…
— Он не передовик!
— Ладно-ладно! У Мещерякова этого самого книжек ведь не оказалось?
— Потому он меня в милицию и затащил. Ничего, я его все равно накрою.
— Шерлок Холмс, — сказал Кущак. — Плюс Робин Гуд.
— Перестань, Миша, — попросила Аграфена Степановна, и Кущак перестал.
— Ты в школе бываешь? — спросил он.
— Как вышла на пенсию, больше ни ногой.
— Чего так?
— Так. Характерами с директором не сошлись.
— Охотно верю. А на комбинате кем?
— Корректором.
— Шило, наверное, в переплетном цехе взяла?
— Это ты у нас Шерлок Холмс, — улыбнулась Аграфена Степановна. — Только не взяла, а попросила. Все равно выбросить хотели. Старое оно, никуда не годится… Что ты все на папиросы поглядываешь? Кури уж, твой кабинет.
Кущак закурил.
— Так, — сказал он. — Ладно. Иди домой, Аграфена, и… — Он прижал руку к сердцу. — Очень тебя прошу, не попадайся ты больше с этими делами. Умоляю. Правды с шилом добиваться — последнее дело.
— Главное, добиваться, — сказала Аграфена Степановна.
— Ну… здесь мы с тобой не договоримся.
— Прощай, Михаил. Думаю, не скоро увидимся.
— Чувствую, скоро.
— Тебе виднее, полковник.
— Маршал. И пришли дежурного ко мне.
— До свиданья.
— До свиданья. Дежурного не забудь.
— Не забуду.
Дверь за Аграфеной Степановной закрылась. Некоторое время Кущак смотрел на старое переплетное шило, что-то вспоминал, усмехался…
— Товарищ подполковник! — влетел в кабинет возмущенный дежурный. — Как же так? Семенова говорит, вы ее отпустили!
— Все, — сказал Кушак, — Под мою ответственность. Потерпевший здесь?
— Ушел. Написал, что надо, и я его отпустил.
— Что надо, что не надо, — это мы потом разберемся. Адрес его записали?
— Так точно. И домашний телефон. Очень приятный мужчина, вежливый, толковый…
— Понравился?
— Просто чувствуется хороший человек, — пожал плечами дежурный. — Обещал в следующий раз детективов принести. В магазине-то не достать… А у них можно. С таким приятно дело иметь. Не то, что с этой бабкой…
— Ей пятьдесят шесть лет, Зуйков, — сказал Кущак. — Хотя, конечно, для вас она бабушка…
— Хулиганка она, а не бабушка, — напористо заговорил дежурный. — И наказывать таких надо, не взирая на возраст. Вы сами нас учили, товарищ подполковник. Вот же все запротоколировано… — Он нагнулся к столу за бумагами. — Дома ей, видать, не сидится, шляется по автобусам, седины свои позорит! Таких, как она, нужно сразу, не раздумывая… Ой-ой-ой! Ого! Вы что, Михаил Викторович, шилом-то как? Ткнули, больно ведь! За что?!