Она тебе скажет, что не может встретиться завтра, а лучше – позвони на той неделе, бла-бла-бла… В понедельник окажется, что она занята, что приехала тетя из Люксембурга и тд… Тогда скажи: все окей, моя девочка, я понимаю, что ты не в духе, что у тебя депрессия, давай какое-то время не будем встречаться, сделаем паузу, а ты позвони сама, когда придешь в норму, ладно?
Это надо сказать непременно с американским акцентом, весело. И не звони ей больше. А что уж совершенно точно не надо делать, так это кричать в трубку: Ты! Я понял! У тебя появился другой! Ах ты…
Или как мой друг Витя, когда это наконец произошло, стал вычислять ее, поджидал ее утром, напал на нее с требованием объяснений. Тогда она и сказала ему: Витя, извини, я полюбила другого. Была осень, мокрые листья шлепали его по лицу, он ждал ее несколько часов под дождем и подбежал к ней, мокрый и жалкий.
И не вернулась она никогда. С этим другим они вскоре расстались, конечно, потом она уехала в Америку, нашла другого третьего, и теперь у нее двое детей, и первенца она назвала Виктором.
Почуяв другого мужчину, ты должен скрыться. В этом случае, не на сто процентов, конечно, но возможен следующий вариант развития событий.
Сначала она будет рада, что ты исчез. Она будет встречаться с другим и наслаждаться им. Но может быть, они расстанутся – поссорятся, или он ее бросит. Ей будет тяжело и плохо, и тогда она вспомнит о тебе. Она подумает: что же это такое? Почему ты ей не звонишь? Неужели даже ты ее бросил?
И тогда она позвонит, и вы начнете сначала. Я не говорю, что это гарантировано – просто такое возможно.
А я как раз совершил ошибку. Когда это произошло, когда ты начала темнить, откладывать встречи: тетя там из Моршанска… Я стал осторожно расспрашивать: что случилось, моя дорогая? Может быть, у тебя другой? В нашем поле зрения появляется новый объект, да?
И ты честно призналась: да!
Я стал уточнять, как дурак. Вытягивать подробности. Что – целовались, да? Ну, и не только, был ответ. Ведь я с тобой в церкви не венчалась, клятвы не давала, шутка такая была потом.
Если бы я просто пропал, якобы ничего не зная, то ты вернулась бы ко мне, чистая, как будто и не было никакого другого, а просто – депрессия, пауза… А грязная – ты никогда не вернешься.
Я пришел утром к твоему дому, сел на лавочке в сквере, смотрел на твои окна… Никакой тебе осени, никаких дождей – начало лета, солнце, свежая светлая листва. Ты вышла, я пошел за тобой. Ты шла, поднимая голову, рассматривая птиц… Было видно, что ты счастлива. Подъехал трамвай и подхватил тебя. Я свернул в переулок и пошел, глядя на старые стены. Пошел по Краснобогатырской, задрал голову на купола собора, перекрестился и прошептал: верни мне ее!
Звенели трамваи. Солнце было такое горячее, что плавило все вокруг. Это был один из самых черных дней моей жизни.
К восточному мудрецу я пришел
К восточному мудрецу я пришел – поплакаться в жилетку, показать твои фотографии… Это не легендарный какой-то мудрец древности, а вполне живой человек, довольно пожилой, написавший за свою жизнь множество книг, и живет он в Москве, неподалеку от старого цирка. И вместе с тем – он и есть восточный мудрец. Восточный мудрец древности, скажут о нем далекие потомки.
Мы пьем старое крымское вино, тридцать лет пролежавшее в массандровских подвалах, говорим о мужчинах и женщинах, о времени и о вине.
Эта мадера – самое дешевое и крепкое из марочных вин, сильно выросшее теперь в моих глазах. Нечто, напоминающее человеческие отношения во времени. Например, перебродившая и в бутылке запечатанная история одного моего друга, который был нищим художником, а стал новым русским, и девушек, которые отказали ему в юности, разыскал и вернул.
Этот виноград зрел, сверкая на солнце, когда твои молодые родители бродили по крымским горам, жили в палатке на берегу, котелок грели на двух кирпичах. Это вино уже было марочным, достаточно выдержанным, когда ты появилась на свет. А когда ты училась ходить, это вино уже разлили по бутылкам и уложили в многолетнюю дрему.
Год тысяча девятьсот восьмидесятый. В мире еще слышно сильное эхо Beatles и Джон Леннон жив. Загорелые девушки, многие из которых уже состарились и умерли, собирают виноград. Советские журналы разгромлены, окончательно победила серая брежневская пиджачность. Наши войска в Афгане и слово «афганец» уже не значит житель этой страны. На экраны вышел фильм «Москва слезам не верит». Я бегаю в школу, в кино, балдею от рока, учусь на гитаре, получаю первый юношеский разряд по велоспорту, пытаюсь читать газеты, весело и комфортно существую в мире, в котором еще нет тебя.