Барон Устинов коллекционировал древности. Он относился к глиняным черепкам и бронзовым статуэткам, как любящий отец к детям. Он протирал их, снимал с них пыль, реставрировал. Иногда из разбитых кусочков ему удавалось склеить языческого божка или какое-нибудь украшение. Он вдыхал новую жизнь в древние предметы, воскрешая ушедшие эпохи. Барона интересовала история каждого черепка, попадавшего к нему, и он переписывался по этому поводу с коллекционерами и учеными из многих стран. В свободное время Устинов читал античные сочинения, Новый Завет и Коран, так что прошлое Палестины стало для него почти столь же реальным, как настоящее.
На рассвете его сад был похож на волшебное царство. Узенькие каменистые тропинки извивались между олеандрами, гнущимися под тяжестью розовых цветов. Золотые рыбки резвились в живописном пруду, окаймленном широколистным индийским тростником с алыми цветами. Финиковые пальмы перед домом жадно тянулись к солнцу, посылавшему им свои первые лучи, подобные золотым стрелам.
Ольга и русский барон сидели в «розмариновом уголке». Так барон называл тенистый закуток, где всегда благоухал розмарин. Вокруг в тщательно продуманном беспорядке росли плодовые деревья. Темнокожий слуга принес им розовую воду и сладости.
«Тяжко мне, дорогой Платон», — начала Ольга.
«Ну вот, Ольга, впервые от вас слышу такое. Вы ведь никогда не жалуетесь».
«Просто родные не слышат моих жалоб. Они считают, что я сильная и должна их поддерживать. Но у каждого человека есть свои трудности».
«Верно. Вот для этого людям и нужен Бог. Здесь особенно чувствуешь его присутствие — в пении птиц и шуме волн, в голосе муэдзина и в колокольном звоне».
«Это все философия. Вы же тоже сюда из Европы приехали. Зачем? Разве это принесло вам облегчение?»
«А я и не искал облегчения. Впрочем, вы тоже. Вы приехали на вашу древнюю родину. Вот вы посылаете статьи в „Ѓамелиц“. Что вы там описываете — легкую жизнь или рождение нового общества?»
«Но я хотела поговорить с вами о другом. Помогите мне разобраться в моих сомнениях».
«Человеку свойственно сомневаться и искать. Этим он отличается от животного. Искания прекращаются только вместе с жизнью. Вы что, думали, что приезд в Палестину разрешит все ваши сомнения? Счастлив тот, кто каждое утро начинает все заново, возрождается вместе с наступающим днем. Вчерашний день — только воспоминания. Вы ведь не живете воспоминаниями — вы человек действия!»
«Поэтому я и пришла поговорить с вами. В последнее время мне как раз очень хочется вернуться в прошлое».
«Какое прошлое вы имеете в виду? Россию? Петербург? Старую любовь?»
«Да, дорогой барон, старую любовь… Она, как вино, с годами становится все крепче…»
«Что вы, доченька! Вы же замужем! Муж о чем-нибудь догадывается?»
«Да он вообще ничего не чувствует. У него только одна страсть, вы же знаете!»
«Ну, это все знают. Но дело у него очень важное, поверьте мне!»
«Жизнь тоже важна. Жизнь ведь дается только раз — имеем ли мы право тратить ее на погоню за идеалами? Может быть, лучше стремиться к счастью?»
«Люди стремятся к счастью уже тысячи лет. Все его ищут — и индусы, и китайцы… Вот и ваш царь Давид стремился к счастью, а ведь был никудышным любовником, несчастным отцом и плохим мужем. Стремление к счастью как к самоцели заранее обречено на неудачу. Если и можно его найти, то только в пути, преодолевая трудности. Ваш муж счастлив, хоть и одет в лохмотья, живет как бездомный кочевник и всем своим видом возбуждает чувство, близкое к жалости».
Ольга вынуждена была согласиться, что Иеѓошуа и правда счастливый человек. Устинов продолжал:
«Он счастлив, потому что посвятил свою жизнь высокой цели, а не потому, что запланировал быть счастливым. У вас вообще слишком много болтают и планируют, а ваш муж действует. Арабы называют вас народом книги, вы привыкли читать и размышлять, а не делать дело. Вам очень не хватает таких людей, как ваш супруг, — людей, которые способны говорить с местными жителями на их языке, заключать с ними сделки, выходить сухими из воды и якшаться с разбойниками по ночам».