Ольга вышла из чудесного сада с тяжелым сердцем. Высокий привратник закрыл за ней ворота, и она медленно и безрадостно зашагала к морю.
Глава двадцать вторая
Ищите женщину
Одним из заданий, полученных Федоровым, было выяснить характер взаимоотношений Устинова с сионистским движением — поддерживает он этих людей или просто тратит на Палестину русские рубли. Федоров понимал, что Устинова смешно в чем-то подозревать, но вынужден был встретиться с ним, чтобы иметь возможность направить отчет куда следует.
Барон радушно принял Федорова в своем саду. Солнце заходило. Устинов сидел со своим гостем в уголке, где росли оливковые, гранатовые и миндальные деревья. Федоров представился секретарем консульства, недавно прибывшим из Петербурга. Началась ностальгическая беседа — Устинов жадно расспрашивал гостя о новых поступлениях в Эрмитаже, вспоминал любимые царскосельские сады… Видно было, как тоскует барон по оставленной родине. Федоров спросил его, почему он не возвращается в Россию. На это Устинов ответил, что в случае возвращения его не выпустят обратно. Потому он и гасит тоску в письмах и в беседах с русскими гостями.
Федоров рассматривал каменные листья, украшавшие коринфские колонны. Его интересовали восточные древности, и он знал, что Устинов хорошо разбирается в здешней истории. Барон рассказал ему, что благодаря своей коллекции смог уловить дух этой совсем особой страны — Святой Земли иудаизма, христианства и ислама. Разговаривая с Федоровым, он пристально рассматривал гостя. Его внимание привлекли волевая челюсть собеседника и горящие глаза, в которых сквозили ум и энергия. Пшеничные усы безуспешно прикрывали сломанный передний зуб. Гостю было лет сорок пять. В таком возрасте обычно на Восток не посылают… Внезапно Устинов понял, что перед ним тот самый человек, о котором ему говорила Ольга. К тому же он почувствовал хорошо знакомую повадку агента тайной полиции. Ясно было, что приезжий — не просто чиновник из консульства.
«Как вы сюда попали?» — спросил Устинов вроде бы невзначай, и гость ответил, что его направили сюда по завершении дипломатической миссии в Париже и в Швейцарии.
«У каждого поступка есть видимые и истинные причины, — произнес барон и чокнулся с гостем. — Я вас не спрашиваю о видимых причинах, по которым вы здесь. Меня интересуют причины истинные».
Осторожность разведчика заставила Федорова сказать, что он не ощущает разницы — послали его, и он поехал.
«Видимые причины поступка могут быть объяснены и оправданы положением вещей. Истинные причины ясны только самому человеку, да и то не всегда. Они коренятся в чувствах, тогда как видимые причины поступка часто служат самооправданием».
Федоров понял, что барон прощупывает его реакцию, и промолчал.
«Какое это имеет значение?» — спросил он наконец и поставил стакан на мраморный столик.
«Имеет значение, истина или ложь в вашем сердце. Ложь всегда найдет видимую причину, особенно когда в деле замешаны интересы, противоречащие истине. Когда идет борьба интересов, видимые причины скрывают истинные, которые могут быть прямо противоположны».
На Федорова произвела сильное впечатление искренность его собеседника — русского барона, оставившего дом, имение и религию предков. Его переполняло желание поговорить с этим человеком о наболевшем.
«Сдается мне, что вы агент тайной полиции, — произнес барон, поглаживая длинную бороду, почти прикрывавшую объемистый живот. — Ваше учреждение поистине вездесуще. Вот уж не думал, что вы следите за своими евреями даже здесь. Что вас тут интересует? Чего вам надо от меня?»
Очарование сумерек, вечный плеск моря, откровенность хозяина вызвали у Федорова желание воскликнуть: «Да, я агент тайной полиции! Это предлог, из-за которого я оказался здесь, видимая причина, как вы говорите. Но на самом деле я ненавижу тех, кто прислал меня сюда, ненавижу свое задание. Не меньше, чем вы, господин барон. А истинная причина заключается в том, что я смертельно истосковался по женщине, которую люблю много лет. Она разбила мне жизнь, уехав сюда, в Палестину». Так хотелось крикнуть Федорову, но он с большим трудом подавил свое желание.
Красавец павлин царственно шествовал по дорожке, его распущенный хвост искрился множеством зеленых и голубых брызг. Федоров понимал, что здесь, в этом месте ему нельзя лгать и разыгрывать предписанную роль — это будет предательством по отношению к себе. Он долго смотрел на павлина, машинально пересчитывая блестящие кружочки на его перьях. Потом вдруг признался, что он и правда агент тайной полиции и приехал разобраться, чем здесь заняты сионисты. Впрочем, это только внешняя причина.