– А один человек – это вы? – одними губами спросила прекрасная женщина, понимая, что они оба попали в совершенно невероятную ситуацию.
– Я, – просто ответил Курочкин и неожиданно попросил: – Пожалуйста, возьмите меня с собой!
– А вы… свободны?
Этот вопрос сразу же вывел Андриана Серафимовича из состояния эйфории, и в голове его все встало на свои места. Он вспомнил, что вот уже двадцать семь лет женат на женщине, которая поработила его волю и чувства. Вспомнил, что в последнее время он возненавидел ее до такой степени, что готов был бежать от нее на край света. Этим краем света вполне мог бы стать один из уютных городков, которые их труппа посетила с гастролями. Буря чувств смешалась в его душе со щемящим очарованием провинциального покоя, и Курочкин принял решение уйти из театра. Ему нестерпимо захотелось затеряться в какой-нибудь глуши и остаться там навсегда. Он намекнул жене на то, что хочет завершить карьеру артиста, и они поссорились так, что дело едва не дошло до рукоприкладства. Андриан Серафимович, как всегда, отступил, но сдаваться окончательно все же не собирался. Теперь он вспомнил, как спустился в дикий сад позади гостиницы и расхаживал по траве, репетируя речь, которую вечером произнесет перед супругой. Потом заметил какое-то быстрое движение – и свет в его глазах померк. Вероятно, его ударили по затылку чем-то тяжелым, в результате чего он и очутился в больнице.
Пока все эти мысли проносились в голове Андриана Серафимовича, он продолжал с наслаждением смотреть на подобравшую его женщину, которая казалась ему самой ласковой и доброй на свете. Неожиданно он подумал о том, что судьба подбрасывает ему шанс, от которого было бы глупо отказаться. Словно молния внезапно озарила его сознание, и он сразу же понял, как ему следует поступить. Итак, он получил травму головы, лежал в больнице, долго не приходя в себя… А что, если ему сыграть свою последнюю драматическую роль? Роль человека, который полностью потерял память? Он заявит, что он не помнит ни жену, ни друзей, ни роль в спектакле, которую теперь кто-то играет вместо него… И что он – это уже не он, а совершенно другой человек, который не желает жить жизнью того, прежнего Курочкина.
Это была такая грандиозная мысль, что счастливая улыбка впервые за многие годы озарила бледное лицо Андриана Серафимовича. Надежда Морошкина взирала на него с умилением и поглаживала рыжую прядку волос у него на лбу.
Тем же вечером Курочкин и Морошкина договаривались о том, что они будут делать дальше.
– Сколько тебе нужно времени, чтобы уладить свои дела? – спросила Надежда, с нежностью глядя на своего избранника. Она удивлялась сама себе. Всегда такая серьезная, такая земная, она неожиданно поддалась порыву и совершенно сознательно пошла на поводу у своих чувств. Самое удивительное, она ни секунды не сомневается ни в Андриане, ни в принятом им решении. Он сказал, что уедет вместе с Надеждой и останется с ней до конца жизни, и она поверила ему безоговорочно. Хотя они были знакомы всего… несколько часов. Но сердце подсказывало, что Курочкин и есть тот самый принц, которого она так долго ждала и что они непременно будут счастливы.
– Я сниму номер в гостинице, – сообщил Курочкин. – Не в той, где остановились все наши, а в какой-нибудь другой. Иначе они станут на меня давить. К тому же я должен иметь возможность уйти от них в любой момент.
– Это очень хорошая мысль, Андриан, – одобрила Морошкина. – Но только сначала разреши мне, пожалуйста, немного о тебе позаботиться. На тебе одежда с чужого плеча и, наверное, нет при себе денег?
– Действительно, – растерянно ответил Курочкин. – За номер же надо платить… А одежду я позаимствовал из железного ящичка в приемном отделении. Не знаю, может быть, не нужно было брать без спроса… Но я просто не видел другого выхода.
Морошкина повезла его в магазин мужской одежды. Она взяла дело в свои руки и даже немножко покомандовала Андрианом, но он подчинялся ей с удовольствием. Это было совершенно не то, что подчиняться Маркизе! Если Маркиза им помыкала, то Надежда о нем заботилась. Это было до такой степени приятно, что Андриан Серафимович физически ощущал, как оттаивает его душа. Надежда выбрала для него светлые вельветовые брюки, плетеные мокасины и стильную рубашку-поло с маленьким кичливым вензелем на груди. Жена никогда не покупала ему такой одежды. Штаны его всегда были первыми попавшимися и выбирались, исходя из качества ткани, а не фасона. Рубашки пузырились, и объяснялось это тем, что тело должно дышать, а не потеть. Башмаки были широкими, как лапти, чтобы не искривлялась стопа. Кому нужна была его идеальная стопа, Курочкин никогда не мог понять.
Переодеваясь в кабинке, он неожиданно обнаружил в кармане старых брюк чужую кредитную карточку. Вот так номер! Неужели он стащил ее вместе со штанами? Но поношенная одежда – это ерунда, а вот кредитка – совсем другое дело. Думать о том, что он что-то украл, было не слишком приятно, поэтому Курочкин сразу решил при первой же возможности отослать вещи и карточку обратно в больницу. Пусть даже анонимно.
После магазина Надежда отправила его в парикмахерскую, накормила ужином в уютном кафе, а потом помогла разместиться в небольшой симпатичной гостинице. На прощанье они впервые поцеловались, и поцелуй этот получился таким страстным, что дама, сидевшая за конторкой, сентиментально прослезилась.
По ночам Таня переводила мобильный телефон в режим вибрации и клала его под подушку. Это была первая ночь в Приозерской гостинице, которая, впрочем, мало чем отличалась от других. Таня заснула быстро и спала без сновидений до того момента, когда ее разбудило странное жужжание и гудение.
Кое-как разлепив глаза, она достала сотовый и приложила к уху, предварительно полюбопытствовав, сколько времени. Половина третьего ночи. Только бы ничего не случилось!
– Это Алик, – сказал знакомый голос. – Ты не спишь?
– Уже нет, – шепотом ответила она.
– А Дворецкий?
– Пока спит.
– Давай встретимся в коридоре, мне нужно тебе кое-что сказать. Я просто обязан…
– Сейчас?!
– Для меня это чертовски важно, – отрезал Будкевич. – Возьми зажигалку, здесь темно, как в выгребной яме.
Таня выскользнула из постели и на ощупь нашла тапочки. Она готова была выйти в коридор в пижаме, но только не босиком. Открыв дверь в комнату, Таня тихонько скользнула к столу и отыскала зажигалку, сжав ее в кулаке. Дворецкий говорил, что спит чутко. Возможно, так оно и есть, но при этом он так заливисто храпел, что Таня, проходя мимо, не могла не хихикнуть. Когда она открывала дверь, замок тихо щелкнул.
В коридоре было абсолютно темно. Только в самом дальнем конце через небольшое окно проникал лунный свет, позволяя ориентироваться в пространстве. Администратор предупреждала, что в ночные часы электричество иногда отключается, но Таня не обратила не ее слова особого внимания – она не рассчитывала разгуливать по гостинице после полуночи. Будкевича нигде не было, но на лестничной площадке кто-то шаркал подошвами. И еще оттуда тянуло сигаретным дымом.
«И что ему приспичило разговаривать ночью? – подумала Таня, выставив зажигалку перед собой. – Может быть, он хочет рассказать про портсигары?» Она бесшумно миновала несколько номеров и дошла до выхода на лестницу. Одна створка двери была открыта, и за ней виднелась темная фигура, на фоне которой мерцал алый огонек сигареты.
– Что ты тут делаешь? – громким шепотом спросила Таня, вышла на площадку и щелкнула зажигалкой.
Крохотное желтое пламя лизнуло темноту, осветив лицо человека, который курил на лестнице. Увидев его, Таня пронзительно взвизгнула, выронила зажигалку и со всех ног бросилась наутек. Ближе всего к ней оказались ступеньки, ведущие на третий этаж. Взлетев по ним, она понеслась по коридору, добежала до самого конца и заметалась возле окна. И тут она услышала позади себя топот ног и громкое сопение. Ничего не соображая от ужаса, Таня стала трясти раму, пытаясь распахнуть окно и выпрыгнуть наружу.