И выключив связь, пояснила:
- Отец звонит, поздравляет с праздником.
Рудольф посмотрел на меня, и улыбка пропала с его губ:
- Я тоже отец, Даша.
- Я знаю.
Молчание повисло между нами.
"Не надо, промолчи! Это не имеет отношения к тому, что происходит со мной! С нами! Зачем? Только молчи! Зачем всё портить? Сегодня есть просто сегодня, я и ты…"
Он шагнул ко мне:
- Даша!
- Не говори, не надо, я всё знаю. Я всё понимаю. У тебя жена. Тебя ждут твои дети… Пойдём, пойдём быстрее! – я, уже не чинясь, схватила его за руку, быстро повела к дороге, махнула проезжавшему такси, усадила его назад, сама села к водителю и скомандовала: "Вперёд!". Это так напомнило мне предновогоднее такси, что я заколебалась, но меня вновь толкало и торопило, я вновь почти опаздывала.
- Налево поворачивайте!
- Здесь направо и прямо…
- Поверните налево и под арку…
- Спасибо, сколько с нас?
Мы вышли в совершенно незнакомом мне месте. У одинокого прохожего я узнала улицу и номер дома, позвонила Димке: "Только быстрее, братик, я почти не могу уже стоять!".
- Даша, что мы делаем? Ты меня похитила?
- Если бы! По крайней мере, я бы устроила всё с большим удобством, – выжала шутку я.
Мы стояли посреди чужого двора – непонимающий, но пытающийся шутить Рудольф и замерзшая паникующая я. В некоторых окнах был ещё свет. Над нами в глубинах неба пылали вековые созвездия, а меня кто-то так тянул и манил, будто не было ничего важнее.
Димка прибыл на недавно купленной машине. Открыл двери, чтобы мы залезали в тепло.
- Дим, надо идти и быстрее, - сказала я по-русски.
- Так пошли, гостя берем? – спросил, выходя из машины, брат.
- Да, его кто-то зовёт здесь, - и перешла на английский, - надо идти, Рудольф. Туда, - махнула рукой.
Мы прошли вдоль облезлой хрущевки, за которой стояла двухэтажная сталинка. Фонари остались где-то за спиной. Димка попробовал включить фонарик от мобильника, но сильно это не помогло.
- Даш, ты уверена? – недоуменно спросил брат.
- Да, быстрее, - я почти бежала по протоптанной дорожке, которая упиралась в подвал.
Дверь легко подалась, лестница шла вниз. Димкин фонарик пригодился, он высветил выключатель и включил свет. Перед нами расстилался коридор с множеством дверей, и за одной из них кто-то всхлипывал. Рудольф издал непонятный звук, кинулся открывать двери. Вторая же дверь крякнула, сыпанула трухой и вывалилась наружу с кучей навешенного на неё барахла, звуки стали громче. Рудольф зарычал: "Клара!", - и ринулся в проём. Мы с Димкой подбежали.
Среди полной разрухи, раскиданного тряпья, досок и картонок элегантный мужчина в дорогом пальто держал за плечи маленькую грязную девочку лет четырех-пяти, взволнованно говорил ей на немецком.
- Рудольф, пора уходить, - я с опаской оглянулась, чувствуя, как истекает наше время.
Он резко обернулся и начал кричать на меня по-немецки. В один момент любимое лицо стало угрожающе страшным. Меня как будто ударили, я отступила на шаг.
- Герр Нейман, надо шнеллер, шнеллер, - вступился Дима, выдав полный свой запас немецких слов. Я выхватила из сумки шаль, укутала малышку.
Девочка вцепилась в Рудольфа и перестала плакать. Мы выбрались из подвала, ввалились в машину, Димка тут же включил обогрев и тронулся с места.
- Как тебя зовут, маленькая?
Молчит. Димка привез нас ко мне домой. Мужчины прошли на кухню, где брат начал хозяйничать, организовывая стол.
- Дим, там печенье в холодильнике…
- Найду, найду… нашёл!
Я посадила малышку в ванну и хорошенько отмыла. Вещи запустила в стирку. Вшей не было, на ногах пара синяков. Надела на неё Денискин домашний костюмчик: футболку с шортами, и повела на кухню.
Наша находка поблескивала чистенькими белокурыми волосами, голубыми глазками, тихонько сидела рядом с Рудольфом и пила чай с печеньем.
- Ну, давайте знакомиться. Меня Дашей зовут, его – дядей Димой, - я указала пальцем, - его – дядей Рудольфом. А как звать тебя?