Очутившись под неправдоподобно голубым небом, на свежем воздухе, благоухающем розами, пиниями и кипарисами, Бондарь закурил и решил, что, несмотря ни на что, после серо-слякотной осенней Москвы ему здесь нравится. Как бы предлагая не спешить с выводами, к нему приблизился расхлябанный полицейский с засаленным воротником и стал настойчиво предлагать обменять рубли на лари. Перед вылетом Бондарь побывал у банкомата, так что в карманах у него хватало и долларов, и рублей, но полицейского он все же отшил, предпочтя воспользоваться одним из валютных киосков на площади.
Тут выяснилось, что грузинский лари примерно равен половине американского доллара. На сотне красовался какой-то подозрительный Давид Строитель, на пятидесятке – царица Тамара, а самую мелкую купюру достоинством в один лари отвели под портрет Пиросманишвили. Ознакомившись с бумажными деньгами, Бондарь не поленился разменять трех «Пиросмани» на монетки, именовавшиеся здесь «тетри», то есть «серебро». Правда, по дороге к стоянке такси добрая половина мелочи перекочевала в грязные лапки тбилисских гаврошей, не дававших проходу приезжим. Учитывая, что размер средней пенсии в Грузии составлял семь лари, щедрый Бондарь показался им богатым, как Крез. Один из маленьких попрошаек едва не просочился за ним в такси, а второй безуспешно попытался стибрить сумку. Наградив его беззлобным подзатыльником, Бондарь велел ехать к гостинице «Иверия», где обычно останавливался Роднин в незапамятные доперестроечные времена.
– Давно не бывал в Тбилиси, дорогой? – спросил таксист, скосив глаз.
– А что? – насторожился Бондарь, не имевший обыкновения распространяться о своих путешествиях по странам СНГ.
– Почему выбрал «Иверию», а не какую-нибудь другую гостиницу?
– Один хороший человек порекомендовал.
– Хороший человек, понятно…
Из-за терпкого грузинского акцента реплика прозвучала особенно саркастически.
– Это дешевая гостиница? – предположил Бондарь.
– Зачем дешевая? Дорогая, даже очень дорогая, – пожал плечами таксист, уверенно ведя «жигуленок». Бондарь сунул в рот сигарету и поинтересовался, придерживая фильтр зубами:
– Сколько же стоит одноместный номер в «Иверии»?
– От семидесяти до ста лари в сутки, – последовало в ответ. – В частных гостиницах немного дешевле, но они всегда забиты постояльцами.
– Красиво живете, – обронил Бондарь, прикуривая.
– Еще бы, – согласился таксист. – Буханка хлеба – доллар. Бутылка пива – полтора. Европейский уровень жизни, говорит наш дорогой президент. В следующем году обещает догнать американцев.
– В общем, времени не теряет…
– Не теряет, нет. Молодой, бодрый, полный сил. Вон он, на каждом углу любимым соотечественникам улыбается.
Проследив за жестом таксиста, Бондарь обратил внимание на множество идентичных плакатов, изображавших мужчину с маниакально-счастливым выражением как будто намасленной физиономии. Было очевидно, что рост цен этого упитанного и хорошо одетого человека абсолютно не пугает, а, может быть, даже вдохновляет на новые свершения. Его вскинутая вверх рука то ли имитировала, то ли пародировала нацистское приветствие.
– Что написано на плакатах? – полюбопытствовал Бондарь.
– «Так победим», – перевел таксист.
– Кого?
– Кого надо. Всех, наверное.
– А как – «так»?
– Это ты у него спроси, – проворчал таксист, кивнув на очередной плакат. – Он расскажет. Он мастер рассказывать.
Бондарь, органически не переваривавший краснобаев и демагогов всех мастей, умолк, вглядываясь в город, раскинувшийся за окнами. Подобная панорама могла привести в восторг любого безумца, одержимого страстью разрушения. Склоны гор представляли собой невообразимое скопище трущоб, а центральные улицы Тбилиси напоминали полки гигантской этажерки, на которых каждый мостил все, что взбредет в голову. Из окон каменных скворечников торчали уродливые трубы, что свидетельствовало об отсутствии центрального отопления. Женщин было мало, и все они изнемогали под тяжестью набитых кошелок. Мужчины чинно сидели на корточках, беседуя о том о сем, или же отчаянно жестикулировали, вызверившись друг на друга. Вооружись они автоматами, и Тбилиси превратился бы в точную копию любого города Ближнего Востока, пережившего если не миротворческие бомбардировки, то оккупацию.
Автомобилей на улицах хватало с лихвой, но все это были разболтанные «Жигули» или дряхлые иномарки с притороченными к крышам багажниками. После Москвы с ее «Ягуарами», «Линкольнами» и «Бентли» зрелище было довольно-таки убогим. Бондарь не удержался от улыбки, заметив, с какой гордостью поглядывает на окружающих владелец «Мерседеса» серии «С» с круглыми фарами. Можно было не сомневаться, что он воображает себя по меньшей мере внучатым племянником Рокфеллера. Или внебрачным сыном Шеварднадзе.
Улыбка исчезла с губ Бондаря, когда таксист притормозил в конце проспекта Руставели и объявил, что они приехали. Площадь перед гостиницей казалась созданной по проекту Минотавра, представляя собой дичайшее нагромождение нелепых эстакад, пандусов, подземных туннелей и фонарей, выполненных почему-то в виде иудейских семисвечников.
Что касается самого здания «Иверии», то оно походило на Ноев ковчег, поднятый со дна морского. Весь фасад был увешан байковыми одеялами, нижним бельем и простынями, помеченными желтоватыми разводами. На лоджиях, отделенных друг от друга металлическими сетками, визгливо переругивались носатые матроны в попугаистых халатах. Даже не приближаясь к гостинице, можно было с уверенностью сказать, что она кишмя кишит опасным людом, крысами и тараканами.
– Беженцы из Абхазии, – пояснил таксист, зевая. – Привыкли здесь. Вот только мы к ним никак привыкнуть не можем.
– Мы у себя в Москве тоже, – заверил его Бондарь.
– На то она и Москва. Большой город, очень большой. Всем места хватит.
– Ты думаешь?
– Что тут думать? У меня в Москве одних родственников человек сто. Я тоже туда собираюсь. Вот накоплю денег и уеду. Возле Красной площади поселюсь, такая у меня мечта.
Заставив себя никак не отреагировать на такое заявление, Бондарь сухо спросил:
– Какие тут у вас еще имеются гостиницы? Чтобы без подштанников на балконах и без беженцев.
– «Метехи», – ответил таксист. – Одноместный номер там стоит около двухсот лари.
Союзнички снабдили Бондаря неожиданно приличной суммой, чтобы махнуть рукой и скомандовать:
– Вези-ка меня туда.
Экономить американские деньги почему-то не хотелось. Во всяком случае, не больше, чем сотрудничать с ЦРУ.
В лабиринтах загадочной русской души
Когда пару часов спустя Бондарь спустился в холл гостиницы, неприметный человек, листавший газету за журнальным столиком, сделал два контрольных снимка посредством камеры «Миниай», вмонтированной в корпус зажигалки. Объект фиксировался в профиль, пока стремительно шагал к выходу. Из-за того, что короткая куртка, свитер и даже джинсы были на нем черные, снимки получились не слишком удачные. В холле было темновато. Идущий Бондарь почти сливался с фоном.
Выйдя на улицу, он стал выяснять у прохожих, как добраться до площади Горгасали. Это было на руку второму фотографу, следившему за Бондарем из небольшого продуктового фургона с рекламой окорочков, порхающих вокруг нью-йоркской статуи Свободы. На этот раз снимки делались с помощью телевика «Кэнонфлекс», так что качество было идеальным. Дождавшись, пока Бондарь удалится, водитель фургона опросил тбилисцев, с которыми он беседовал. Проинформировав начальство о том, куда направляется объект, неизвестный немедленно поспешил туда же.
Не подозревая обо всей этой суете, Бондарь пересек проспект Руставели, прогулялся вдоль набережной и нырнул в лабиринт улочек старого города.