— Хочешь конфет? — спросила она Эсперансу, открыв сумку.
Эсперанса посмотрела на маму — та улыбнулась и одобрительно кивнула.
Эсперанса нерешительно потянулась к сумке женщины и зачерпнула горсть кокосовых леденцов. Раньше мама никогда не разрешала ей брать конфеты у незнакомых людей, особенно у бедняков.
— Сеньора, почему вы едете с этими курами? — спросила мама.
— Я продаю яйца, чтобы прокормить семью. Мой брат выращивает кур и отдал этих мне.
— И так вы ухитряетесь прокормить всю семью? — спросила Гортензия.
Кармен улыбнулась:
— Я бедна, но я богата. У меня есть дети, сад с розами, моя вера и память о тех, кого с нами больше нет. Чего еще можно желать?
Гортензия и мама кивнули, улыбаясь. Какое-то время все сидели, задумавшись, а потом мама вытерла мокрые от слез глаза.
Женщины продолжили разговор, а поезд все ехал мимо полей пшеницы, апельсиновых рощ и коров, пасущихся на склонах холмов. Они говорили, а поезд проезжал городишки, где крестьянские дети бежали за ним ради забавы. Мама рассказала Кармен о том, что произошло с папой, и о тио Луисе. Кармен слушала и, сопереживая, кудахтала, как ее куры. Эсперанса переводила взгляд с мамы на Кармен, а с Кармен на Гортензию. Ее поразило, с какой легкостью Кармен рассказала им все о своей жизни, а потом вступила в откровенную беседу с мамой. Это казалось ей неправильным. Мама всегда держалась приличий и следила за тем, что можно говорить, а о чем следует промолчать. В Агуаскальентесе она сочла бы неуместным делиться с торговкой яйцами своими проблемами, но сейчас сделала это не колеблясь.
— Мама, — шепнула Эсперанса, взяв тон, который слышала от самой мамы много раз, — ты думаешь, что разумно рассказывать крестьянке о наших семейных делах?
Мама едва сдержала улыбку.
— Все в порядке, Эсперанса. Теперь мы сами крестьяне, — тихонько ответила она.
Эсперанса промолчала. Что случилось с мамой? Неужели все ее правила изменились, как только они сели в поезд?
Когда они остановились в городе Кармен, мама подарила ей три красивые кружевные салфетки собственной вязки.
— Для вашего дома, — сказала она.
А Кармен подарила маме двух цыплят в старой сумке, перевязанной бечевкой.
— Для вашего будущего.
Потом мама, Гортензия и Кармен обнялись, словно всю жизнь были друзьями.
— Буэна суэрте, удачи! — пожелали они друг другу.
Альфонсо и Мигель помогли Кармен сойти с поезда. Они отнесли ее сумки и клетку с курами. Вернувшись, Мигель сел рядом с Эсперансой у окна. Они смотрели, как Кармен встречается с детьми, самые маленькие полезли к ней на руки.
На перроне изувеченная индианка подползла на коленях с протянутой рукой к группе элегантно одетых дам и господ — такие платья раньше носили мама и Эсперанса. Эти люди повернулись к нищенке спиной, но Кармен подошла к ней и дала ей монету и несколько кукурузных лепешек.
Женщина перекрестила ее, благословляя. Потом Кармен взяла детей за руки, и они ушли.
— У нее восемь детей, и она торгует яйцами, чтобы выжить. Она подарила твоей маме двух кур и помогла калеке, хотя вряд ли может себе это позволить, — сказал Мигель. — Богатые заботятся о богатых, а бедные — о тех, кто нуждается еще больше, чем они сами.
— Но зачем Кармен взялась помогать нищенке? — спросила Эсперанса. — Посмотри-ка, совсем недалеко рынок с повозками, набитыми едой.
Мигель посмотрел на Эсперансу, наморщил лоб и покачал головой:
— Есть мексиканская пословица: «Набитые животы и испанская кровь ходят рука об руку». — Эсперанса посмотрела на него и подняла брови. — Ты никогда не замечала? — спросил он удивленно. — В нашей стране те, в чьих жилах течет испанская кровь, люди со светлой кожей, самые богатые.
Эсперанса неожиданно почувствовала вину, но ей не захотелось признаваться, что она никогда этого не замечала или что сказанное Мигелем было правдой. Впрочем, ведь они ехали в США, а там все будет по-другому.
Эсперанса пожала плечами:
— Так болтают кумушки, которым нечего делать.
— Нет, — сказал Мигель, — так говорят бедняки.
КАНТАЛУПЫ[1]
1
Канталупа — сорт дынь, иначе называется мускусной дыней.