– Ты можешь прийти завтра.
– Нет, мадам, я могу начать работать сейчас. Если мадам не против.
– А тебе далеко ехать до дома?
– Да. До моей деревни далеко. До дома дяди Мамаду тоже не близко.
– Дяди? Он тебе не отец?
Тогда-то Эсса и рассказал мне свою историю. Совершенно обычным тоном, как будто так и надо.
– А почему тебя отдала мама, Эсса?
Пожал плечами:
– Вы же знаете, у нас так принято.
– Но кто более состоятельный, семья твоих родителей или твоей тети?
– Одинаково.
– А где живут твои родители?
– Вверх по реке, на другом конце страны.
– Ты их часто видишь?
Покачал головой, глядя куда-то вдаль:
– Два года назад видел мать. А отец умер года три назад. Я его почти не знал, не видел.
– Почему? Он не навещал тебя?
– У него много жен и ферма, ему было некогда.
– Но ты же ездил к нему.
– Да. Но я жил в доме матери, отец приходил на какое-то время и уходил.
– Тебе хорошо жилось у тети?
Смеется:
– Да.
– Это они заплатили за твое образование?
– Нет, мать с отцом посылали денег до девятого класса, а потом миссионеры спонсировали.
– Так тебе сколько лет-то?
– Восемнадцать.
– Правда? – Я недоверчиво окинула его взглядом. – А я думала пятнадцать – шестнадцать.
Засмеялся.
– То есть тетя и ее муж даже не платили за твое образование?
– Нет. Я много болел в детстве, почти все время болел. И мать решила, что, может быть, мне будет лучше у тети, в ее семье, что их место для меня плохое, раз я болею.
– Это ей кто-то посоветовал?
– Наверное. Может, марабу[1] сказал, что мне там плохо.
– А у тети тебе стало лучше?
Опять смеется:
– Не помню. Говорят, лучше. Сейчас не болею же!
Я окинула его взглядом. Ну да, не болеет. Но худой, как палка. Откормить его, что ли, за эти несколько недель. От меня не убудет, а он хоть чуть-чуть подкожного жира нарастит. Даже мускулов у него почти не видно. Ноги крепкие, а руки – тонкие. Даже странно. Нехарактерно для местного парня.
– Знаешь, Эсса, ты не обижайся, но я никак не могу понять этот ваш обычай. Особенно в твоем случае. Может, я и не права, но мне кажется, приемная мать никогда не станет относиться к ребенку как к родному. Всегда будет разница между своими и приемными. Ну, скажи, так ведь?
Кивнул. Уже без улыбки:
– Да, всегда будет разница.
– Ты это ощущал?
Поджал губы.
– Эсса, ты злишься на мать? Ну, вот за то, что она так поступила, отдала тебя?
– Нет.
Решительно ответил, не задумываясь.
– Почему я должен злиться? Это наш обычай, так принято. Она сделала то, что должна была. И она помогала мне всю жизнь.
И с чего это я решила играть в психолога и копаться в его прошлом? Зачем задаю такие вопросы? Это не облегчит ему жизнь. Его детство уже позади. Теперь у него другой этап.
– Ладно, Эсса, не обижайся. Не обиделся?
– Нет.
Улыбнулся во весь рот.
– У меня тут вашего жареного риса осталась целая кастрюля. Хочешь?
Недоверчиво посмотрел на меня. Потом кивнул.
– Тогда возьми сам, в холодильнике. Только кастрюлю потом вымой. Я пошла работать.
Пока я читала свои бумаги, краем глаза все же наблюдала за Эссой. Он разогрел рис на плите, немного испуганно включая газовую горелку. Потом поел руками прямо из кастрюли и старательно вымыл кастрюлю, выскребая каждую прилипшую рисинку. Затем оглянулся, прошелся по комнатам.
– Я немного уберусь, мадам?
– Здесь убирали уже.
– Но пыльно. Я сделаю лучше. В отелях плохо убираются, не для себя ведь. Вон сколько пыли оставили. Как будто никогда не убирались вообще.
Он взял тряпку и тщательно и очень медленно стал вытирать пыль на всех полках, осторожно приподнимая предметы. Он меня отвлекал, я не могла сосредоточиться.
– Эсса, хватит мельтешить. И так все чисто.
Он расстроился. Испугался, что я недовольна.
– Хорошо, мадам.
Убрал тряпку в шкаф.
– Может, помыть машину?
– Она в офисе. Сядь где-нибудь. А еще лучше иди домой. Придешь завтра.
Эсса кивнул и еще оглядел комнату. Лицо его просветлело.
– А можно я на рынок схожу, мадам? Куплю фруктов?
– Это хорошая идея. Я тебе дам денег, но у меня только евро, ты разменяй на рынке сам.
– Нет проблем, мадам!
Он чуть ли не вприпрыжку побежал на улицу, радостный, что нашел себе дело. Откуда такое подобострастие, даже удивительно. Он не был похож на других зиганшорцев. И все рассказы о хитроватых, ленивых африканцах совершенно не подходили ему.
В тишине работать было легче. Я начала писать вступительную часть отчета, отмечая те места, где информация отсутствовала или была недостаточной. Мне придется встретиться с некоторыми представителями власти, чтобы восполнить эти пробелы. Список получался внушительным, но все же я надеялась уложиться в срок. Через два часа я подняла голову и увидела, что Эсса вернулся. С корзиной ярких фруктов, аромат которых немедленно заполнил всю комнату. Я уже успела устать от писанины и была рада отвлечься.
– Какая красота! Спасибо, Эсса!
Он радостно улыбался.
– Я сейчас все разложу, мадам, не беспокойтесь.
– Да подожди ты. Пойдем, прогуляемся. Мне надо купить кофе, и я проголодалась.
Было уже время обеда, Эсса-то съел пряный рис с мясом и не ощущал голода, а я как раз очень проголодалась.
– Я могу готовить, мадам. Мне что-то приготовить? Я могу пожарить что-нибудь. В холодильнике есть продукты?
– Ой, нет, Эсса! В этой маленькой кухне что-то готовить? Все мои вещи и постель пропахнут специями и маслом, спасибо! Лучше пойдем, посмотрим, что на улице творится.
Он кивнул, но удивился. Скорее всего, он просто не понял, что же плохого в том, что одежда пропахнет ароматами еды, ведь что может быть лучше запаха еды для бедняка?
Погода стояла не очень жаркая, и гулять было приятно. Голову не сжимало обручем духоты, дул свежий ветерок, и Эсса семенил за мной, не отставая ни на шаг.
Мы вышли к реке. Я остановилась, наблюдая, как одни женщины стирали белье в реке, другие набирали ведра воды и уносили с собой, а дети купались. Около реки было куда оживленнее, чем на улицах. Подплывали рыбацкие лодки, качались на волнах около берега, женщины вытаскивали рыбу из сетей и раскладывали по ведрам, чтобы нести потом на продажу. Рыбаки, серьезные и молчаливые, лишь изредка выкрикивали что-то, собирая сети назад в лодку. Несколько женщин в грязных платьях и цветастых платках на голове жарили рыбу в темном масле прямо у берега; из хижин неподалеку доносился запах коптилен.
Эсса подобрал длинную палку и принялся ножом затачивать ее конец.
– А почему город так называется? Это что-то значит на местном языке?
– Не на местном, на португальском. Cheguei e choram, что значит «я пришел, и они заплакали».
– Откуда ты знаешь?
– В школе проходили.
– Довольно странное название.
– Просто, когда первые португальские торговцы пришли в город, местные решили, что их всех теперь увезут в качестве рабов.
– И заплакали?
– Наверное. Кто же хочет стать рабом.
– Но ведь колонизаторами Сенегала были французы.
– Это потом. Сначала, как и в соседней Гвинее-Бисау, португальцы.
Он поднял голову, оторвавшись от затачивания палки.
– Зачем тебе эта палка, Эсса?
– Мы пойдем ловить рыбу.
– Палкой?
– Да. Мы пойдем туда, где мелководье, там можно и палкой поймать.
– Нам что, ужинать нечем?
Эсса улыбнулся:
– Вы же сами сказали.
– Я могу купить рыбу у торговок.
– Но так же интереснее!
Мы немного спустились вниз по реке, подальше от оживленного места на берегу, и Эсса привел меня в место, где река загибалась и в месте изгиба образовывалась небольшая заводь, тихая и прозрачная.
– Вот здесь хорошо ловить. Ее видно, она из общего течения выплывает иногда, прямо под палку!
– Ты не в первый раз здесь, да, Эсса?
– Конечно. – В его словах звучала гордость. – Я часто ловлю рыбку. Я хороший рыбак, если бы у меня была своя лодка, я мог бы ловить много рыбы и продавать. И заработал бы много денег, ни от кого не зависел бы. Но лодка стоит дорого, я никогда не заработаю на нее.