Дело меня заинтересовало и против командировки я не возражал, тем более, что встретиться вновь с людьми, с которыми хорошо и слаженно работалось, было приятно. Я напомнил прокурору, что мое решение по делу может совсем не соответствовать общепринятому и санкционированному. Он согласно кивнул: «Аргументируешь – возражений не будет». Ожидаемо возражал прокурор города, но областная прокуратура дала «добро» на мою командировку.
Изучив материалы дела, я убедился, что другой версии кроме неосторожного убийства, совершенного сержантом, входящим в состав патруля, с самого начала и не было. Ведь само предположение о краже бывшего в эксплуатации аккумулятора преступниками, имеющими при себе автомат (пусть и «на всякий случай») просто невероятно. Хотя и применение патрулем оружия в ситуации отсутствия его у рядовых воришек тоже необоснованно. А признание сержанта исключило даже выдвижение других версий. Поэтому снимать гипсовые слепки со следов преступников, сфотографировать или зарисовать отобразившийся в них рельеф подошвы никто и не пытался. Не было и проверки тех, кому мог потребоваться автомобильный аккумулятор.
Отказ сержанта от признательных показаний уже на следующий день, препятствием для его обвинения, конечно, не являлся. Не такая уж это и редкость. Первоначальные объяснения вполне могли быть вызваны сговором сержантов с целью исключения уголовной ответственности виновника смерти лейтенанта, пистолет которого так и остался в кобуре. Хотя они имели и вполне материальные подтверждения: брошенный аккумулятор, гильзы на снегу, подтверждающие не только стрельбу из автомата сержанта, но и со стороны преступников. И сразу обратило внимание другое: отсутствие подтверждения полученных признаний от другого сержанта, участника патруля и очевидца происшедшего убийства. Ведь предполагаемое обещание сержанта свидетеля подтвердить согласованную версию теряло смысл после данных его товарищем признательных показаний. И не получить подтверждения признания от очевидца приехавшие с УВД просто не могли. Почему же не получили?
Адресовать этот вопрос заместителю начальника УВД либо сопровождающим его я не стал. Я пригласил замполита РОВД – он, конечно, не был ключевой фигурой проводимой проверки, но не присутствовать при ней тоже не мог. Вполне объяснимые его настороженность и скованность, односложность ответов исчезли после моего разъяснения отсутствия намерения не только протоколировать беседу, но и ссылаться на него как на источник полученной информации. Да, он присутствовал при получении полковником объяснений сержантов. И не только он (практика перекрестного допроса широко распространена у оперативников и допускается иногда и следователями). Конечно, сержантов допрашивали порознь. Да, сначала стрелявший из автомата не признавал своей вины. Но потом объяснили ему, что никто его в умышленном убийстве не обвиняет. А за убийство по неосторожности срок наказания небольшой и его даже арестовывать не будут, если он все подробно пояснит… Ну он и признался. Его попросили подтвердить приведенному товарищу, что он рассказал всю правду, и он подтвердил это. После этого его увели, и стали опрашивать второго сержанта. Но он только повторял уже данные объяснения и категорически отказался оговаривать сослуживца. Я внимательно поглядел на замполита: «Скажите, а полковник не обещал подозреваемому забрать с собой в Саратов в случае не признания вины?» Замполит вскинул на меня глаза: «Уверяю вас, что сержанта никто пальцем не трогал!». Я улыбнулся: «Не сомневаюсь. У меня больше нет вопросов». Уже у дверей кабинета майор обернулся: «Вы знаете, в отделе не верят, что сержант совершил убийство». Я ответил, что пока ничего не могу утверждать и пообещал доложить результаты расследования в коллективе РОВД.
Я внимательно рассмотрел схему к протоколу осмотра. От угла здания, за который свернули преступники, а затем и патрульные, был пустырь. Вот и обозначение брошенного аккумулятора. Затем на расстоянии десяти метров от здания и параллельно ему идет труба теплотрассы на высоте 80 сантиметров от земли. За теплотрассой ровная заснеженная поверхность на которой обозначена цепочка следов двух человек. Ближайшие строения расположены в 200 метрах. В пяти метрах до теплотрассы – местонахождение тела лейтенанта. В трех метрах от него сзади и двух метрах правее – местонахождение сержанта, стрелявшего из автомата и россыпь стреляных гильз. На схеме была обозначена и россыпь гильз за теплотрассой возле дорожки следов. Но это же прямое подтверждение стрельбы преступников из автомата. Почему этого не учитывает прокурор, участвовавший в осмотре? «А эти гильзы были подброшены. Когда мы ночью осматривали место происшествия, их не было» – пояснил прокурор. Опять подброс? И опять без ответа на вопросы: кем, когда, как и, главное, для чего? «Скажите, а каким образом отсутствующие при осмотре гильзы оказались указанными на схеме, приложенной к осмотру?» – не без иронии поинтересовался я у прокурора. «Так за теплотрассой местность уже утром осматривали. Ночью боялись следы затоптать. А дополнительно схему не стали оформлять». Не удивительно, что гильзы на расстоянии трех десятков метров остались ночью незамеченными. Тем более, что они не оставались на поверхности недавно выпавшего снега, на который они падали горячими после отстрела. Невозможность подброса гильз была очевидной. И как можно подбросить гильзы после происшедшей стрельбы, не оставив дополнительных следов обуви? Или преступники их из карманов доставали и на бегу разбрасывали? Но почему автоматная пуля, выпушенная с близкого расстояния, пробила тело насквозь фактически на излете и осталась в бушлате? Стреляли из самодельного или атипичного оружия? «И разброс гильз из автомата сержанта совершенно не соответствует его утверждениям о том, что он стрелял по убегавшим преступникам. Ведь автомат выбрасывает гильзы вправо и назад. Не стыкуется у сержанта» – выдвинул прокурор последний козырь. «Да, не соответствует», – согласился я. «Но и версии неосторожного убийства – тоже. Получается, что он умышленно лейтенанта убил». Версия неосторожного смертельного ранения, вероятность которой всеми оперативными сотрудниками (за исключением сотрудников местного РОВД) под сомнение даже не ставилась, подтверждения явно не находила. Но вопросы оставались и для ответа на них я назначил повторную баллистическую экспертизу. Для объективности я поручил её проведение Воронежской НИЛСЭ и о месте её проведения знал только прокурор района.