— Написал? — усмехнулся Алеша.
— А ты думал? Взял и написал, у меня это недолго, стоит захотеть, — самодовольно ответил Саша.
Клава прочитала стихотворение еще раз, подумала, сказала:
— Ничего получилось. Я думаю, подойдет. Немного, конечно, пошлифуем…
— И шлифовать нечего. Все сделано — первый сорт!
— Авторам всегда кажется, что у них первый сорт, а вдумаешься — иногда такая дрянь, что уши вянут…
— Вот как! Дрянь? Давай обратно! — Он шагнул к Клаве, стараясь вырвать у нее бумагу.
— Не дури, это не про тебя. Раз сказала, что подойдет, значит — подойдет!.. Что случилось у плавильщиков, Алеша? Я была на совещании у главного технолога, ничего не знаю, а Николай Матвеевич пришел в партбюро такой расстроенный, что у меня нехватило духу его расспросить…
— Электрод сломался, печь вышла из строя, вот уже полтора часа стоим, да и Халатов опять разругался с Лукиным…
— Вечно у этих плавильщиков что-нибудь да не так. Пойду посмотрю, что у них там делается…
Она направилась в плавильный пролет.
Саша был слегка разочарован: он ожидал, что Клава будет поражена тем, что он досрочно написал стихотворение и, по меньшей мере, похвалит его, а она даже не удивилась, сунула стихотворение в карман и ушла.
Он раздосадованно следил за девушкой, пока та не исчезла в плавильном пролете, потом обратил внимание на сердитый вид и усердную работу Гриши Малинина.
— Гришка-то! — невольно воскликнул он. — Алеша, ты только посмотри на Малинина! Пластает так, что пыль столбом идет…
— Видел уж… — сказал Алеша, взглянув в конец пролета. — Здоров работать, это сразу видно.
— Да ты посмотри, — удивлялся Саша, — форму некуда выставить, вот беда! Ишь, расстроился! Что это с ним сегодня?
Малинин с грохотом и треском набил опоку и остановился, высматривая, куда ему поставить форму. Пустых тележек не было, и юноша зло сплюнул.
— Настроение пришло, — заметил Алеша. — А что ты думаешь? Если Гришка возьмется за дело, он нас с тобой наверняка обставит.
— Это Гриша-то? Что ты, Алеша! Ему футбол подавай, это да! Уж скорей я в передовики выйду, а не он…
— Выйдешь, как же! Сколько раз я тебе предлагал в один переверт научиться работать, а ты что? Неохота да не стоит — вот и весь твой разговор.
— Придет и мое время, подожди! — произнес Саша, принимая значительный и загадочный вид.
— Когда?
— Придет, подожди!
— Не в первый раз слышу! Эх, Саша! Ты видел, какой сегодня лозунг вывесили инструментальщики? «Сделаем наш инструментальный цех стахановским!» Вот! А мы даже у себя на заводе не можем первого места завоевать. Народ везде поднимается, а мы… У Гриши Малинина настроения нет, Саше Серову переучиваться не хочется, в плавильном пролете авария с электродом, а плавильщикам и дела нет. Вот так и идет у нас все комом!
Он махнул рукой и с ожесточением снова взялся за очистку станка.
Слова Алеши о том, что инструментальщики всем цехом начали борьбу за стахановский цех, поразили Сашу. Он снял шапку и взъерошил свои курчавые черные волосы.
— Всем цехом? — пробормотал он.
Затем надел шапку и стал перебирать расставленные около станка опоки, пощупал модель. Внезапно начал работать, крикнув Алеше:
— Посмотри-ка за мной, Алеша!
Медленно, с остановками он проделал с пустыми опоками все операции работы в один переверт.
— Так? — спросил он Алешу.
Алеше не понравилась сашина работа. Слишком уж неуклюже и нескладно выглядели привычные и знакомые приемы в исполнении Саши. Долго же Серову придется набивать руку, пока он научится работать по-настоящему! Однако, чтобы не испортить другу настроение, он все же похвалил:
— Почему не так? Все так! Пойдет дело, будь уверен!
Саша хотел сдержаться, не подать и виду, что ему приятна похвала, но не вытерпел и улыбнулся:
— Вот видишь! А ты говорил, что у меня характера нет. Есть!
— Характер — дело наживное. Нет — так будет, — неопределенно ответил Алеша.
Саша с недоумением взглянул на друга: как он спокойно и равнодушно это произнес! Ему вспомнилась Клава — равнодушно прочла стихотворение, сунула его в карман и ни одного хорошего слова не сказала. А теперь Алеша ответил так холодно и сухо, словно он и не верит совсем, что у Саши может быть твердый характер.
— Эх, Алеша, Алеша! — обиженным тоном произнес Саша. — Не знаешь ты совсем, что у меня здесь вот, на сердце, делается!
— Сам-то ты едва знаешь, что у тебя там делается! — ответил Алеша.
Занятый уборкой, он был зол. Не легко выгребать землю из таких мест в станке, куда она, кажется, никак не могла попасть, а все-таки попала, как будто затем, чтобы досадить Алеше. Надо, обязательно надо придумать какую-нибудь штуку, чтобы было поменьше возни с землей во время уборки. Надоело!