Они помолчали. Фойе медленно заполнялось народом. Стало шумно.
— А знаешь, — сказал Алеша, — сегодня на меня Саша ни с того ни с сего разобиделся…
— А что такое?
Алеша рассказал, как он попросил Сашу убрать землю, высыпанную из пробной опоки, и как Саша потребовал, чтобы он, Алеша, на него не кричал.
— Ты и в самом деле кричал?
— Ничего подобного. Просто сказал, что раз насвинячил за моим станком, так надо и убрать…
— Вот видишь! Все-таки оскорбительно! — Клава подумала и продолжала: — Ты обязан изменить к нему отношение. Подумай, какие он сегодня победы одержал: стихотворение написал раньше срока, работать начал в один переверт. Разве это пустяки? Для него очень много, по крайней мере, на один день. А ты ему? Знаешь, поговорка есть: тверди человеку все время, что он свинья, он и в самом деле захрюкает… Я и сама неверно подхожу к некоторым ребятам — к Грише Малинину, к Симе Черновой.
Внизу прозвенели звонки. Вторя им, билетеры загремели кольцами, отодвигая портьеры над входами.
Алеша и Клава спустились с балкона и вошли в зрительный зал. Небольшой, выкрашенный в светлокремовые тона, окаймленный лепными карнизами, он выглядел очень уютно. Так же, как и в фойе, под потолком широко раскинула бронзовые лучи сверкающая люстра в форме пятиконечной звезды.
— Как хорошо, что мы теперь имеем свой кинотеатр, да еще такой красивый! Правда, Алеша? — сказала Клава.
— Еще бы! К лету еще и стадион построим…
— Построим!
Они уселись на места.
Люстра медленно погасла, замелькали первые кадры картины…
Глава девятая
КЛАВА ВОЛНОВА
Дом молодых специалистов, в котором жила Клава, находился далеко от кинотеатра, в восемнадцатом квартале соцгорода. У него было такое же высокое и просторное крыльцо, как и у алешиного общежития. Только и разницы заметил Алеша, что вместо ребрастого калорифера около ступеней были поставлены специальные металлические сетки.
Алеша проводил Клаву до крыльца, пожал ей руку и тут почувствовал, что кончики пальцев на правой руке занемели от мороза. Алеша с силой потер их о рукав пальто, чтобы восстановить кровообращение.
— Что такое, Алеша? Почему у тебя руки голые? Где перчатки?
— Потерял где-то.
— Как потерял?
Алеша помнил, что при встрече он сунул перчатки в шапку. Куда они из шапки девались — неизвестно. Когда выходили из кино, Алеша хватился перчаток, пошарил по карманам, не нашел и сунул правую руку под локоть Клаве, а левую — поглубже в карман. Дорогой было не плохо, даже приятно от близости клавиной руки, но все-таки кончики пальцев прихватило морозом.
— Вот так Маша-растеряша! И ты все время шел с голыми руками?
Она осмотрела алешины пальцы — кончики их побелели. Схватив комок снега, Клава начала энергично оттирать отмороженные места.
— Ну, как? Больно? — запыхавшись, спросила она.
— Как будто отошли…
— Сейчас же к нам! Сейчас же к нам! — строго повторила она, ухватила Алешу за рукав и потащила в дом.
— Зачем это, Клава? Пройдет и так! — бормотал Алеша, двигаясь за нею не особенно охотно, но в то же время и не упираясь.
Клава провела его в комнату отдыха, усадила на диван, а сама, на ходу распахивая пальто, помчалась отыскивать спирт и вазелин.
Алеша осмотрелся. Комната отдыха дома специалистов была обставлена мягкой мебелью, обтянутой белыми чехлами. По углам пышно раскинули свои огромные листья какие-то неизвестные цветы. Виднелось пианино, рядом с ним на небольшом столике — радиола. В рабочем общежитии ребята любили сразиться в домино, а здесь, видимо, эту игру не уважали — играли в шахматы. Других особых различий в комнатах отдыха Алеша не нашел.
Людей в комнате было немного. Кто-то возился с радиолой, она потрескивала и посвистывала. За столом две девушки читали газеты. У окна, под лапчатыми листьями цветов, двое играли в шахматы. Одного из играющих Алеша знал — это был механик литейной Солончаков.
Встретившись глазами с Алешей, Солончаков приветливо кивнул головой и опять погрузился в размышления. Приветливость Солончакова ободрила Алешу в этом незнакомом месте, он почувствовал себя свободнее и поудобнее устроился на диване.
— Сейчас мы тебя вылечим! — заявила Клава, появляясь с флаконом одеколона и банкой вазелина в руках.
Алеша терпеливо перенес все манипуляции и ничем не выдал той огненной боли, которой налились его пальцы. Его больше всего заботила мысль: как он будет завтра работать;?