— Я думаю попробовать присадки на крупные формы делать, — продолжал кричать Саша. — Зачем нам мелкие детали отливать отдельно? Просто даже глупо, если хорошенько разобраться. Надо их вместе с крупным литьем отливать. Интересное дело, верно?
— Слушай, Сашка, не мешай! — сдерживая себя, ответил Алеша. — Об одном тебя убедительно прошу — не мешай!
— Ладно, ладно, не буду! — миролюбиво согласился Саша. — Только ты не пугайся трудностей, Алеша, — по-новому работать никогда не легко. Я сам, когда начинал в один переверт работать, тоже не мало понервничал…
Честное слово, это уже походило на издевательство! И Алеша что было силы закричал:
— Уйдешь ты отсюда или нет?
— Ладно, ладно, уйду, не кричи! Только не суетись, постарайся работать не спеша…
Вскоре у станка появилась Клава. Конечно, она тоже имела право появиться у станка — ведь Алеша испытывал сконструированный девушкой автоматический сифон. И над созданием ножной педали для бункера она тоже не мало похлопотала… Спорить нечего, право она имела, но было бы куда лучше и спокойнее, если бы она не появилась сегодня у алешиного станка.
Клава поискала глазами сифон, не нашла его и, конечно, тотчас же задала вопрос:
— Алеша, а сифон? Где сифон?
— Снял, — хмуро ответил Алеша.
— Почему?
— Неправильный распыл.
— Тут что-то не так! В конце концов, можно было на ходу поправить.
— Все руки обломал. Поправишь его, как же!
Алеша чувствовал себя очень виноватым перед девушкой. Ему, лучшему формовщику, отдали испытывать новое приспособление. Кто знает, отчего получался неправильный распыл: или оттого, что слесаря неправильно выполнили работу, или оттого, что у конструктора расчет был неверен…
— Нет, не может быть, у меня расчет правильный! — точно читая его мысли, волновалась Клава. — Голову на отсечение даю! Куда унесли сифон?
— Кажется, к механикам в мастерскую. Николай Матвеевич велел. Между прочим, он вызывает сегодня меня…
— Николай Матвеевич? Зачем?
— Не знаю. Наверное, насчет всей этой премудрости будет разговор. — Алеша кивнул на педаль и в сторону мастерской, куда унесли сифон. — Осваивать новую технику не умею — вот и намылит мне шею.
Клава пристально посмотрела на Алешу.
— Алешка, ты трусишь! — не то вопросительно, не то утвердительно сказала она.
Алеша пожал плечами.
— Трусить нечего, а неприятно — это верно.
— Неужели ты думал, что все у тебя пойдет, как по маслу? Все новое всегда дается нелегко. Вспомни, как ты за этим станком начинал работать!
— Помню, конечно. Я тогда рассчитывал поднять выработку — и поднял ее. А теперь она у меня вниз катится и катится…
— Поднимется! Обязательно поднимется, Алеша, — верить надо! — убежденно говорила Клава.
— Я верю… — неохотно и вяло сказал Алеша и повернулся к станку.
Клава убежала в механическую мастерскую.
Алеша проводил ее взглядом. Что за день сегодня такой! Вот и Клава расстроилась. Еще бы! Сколько она возилась с этим сифоном, а получилось такое… Душу бы отдал Алеша, чтобы не огорчать эту девушку! А вот ничего не смог сделать…
Глава вторая
ЕЩЕ ОДНА НЕУДАЧА
Из душевой Алеша зашел в партбюро к Николаю Матвеевичу. Тот встретил его вопросительно-выжидающим взглядом:
— Ну, как?
— Плохо, Николай Матвеевич.
— Сколько?
— Двести десять.
Николай Матвеевич откинулся на спинку кресла и медленно сказал:
— После трехсот пятидесяти — четырехсот маловато, конечно. — И вдруг весело сказал: — А ну, давай, сядем рядком и поговорим ладком, как старые люди говорят.
Он встал, обнял Алешу за плечи, подвел к дивану, усадил его, сам сел рядом.
Алеша чувствовал, что Николай Матвеевич сбоку посматривает на него веселыми, немного насмешливыми глазами и от этого еще больше хмурился. Он вертел пуговицу на пиджаке и, казалось, никак не мог оторвать от нее взгляда.
— Самолюбие у тебя, брат! — сказал Николай Матвеевич. — Не вышло один раз и уже переживаешь.
— Самолюбие тут ни при чем. Человека я подвел. Товарища.
— Вот как! Кого же?
— Клавдию Афанасьевну. Сифон-то ее конструкции. Мне доверили испытать, а я все испортил…
— Ах, вот оно что! Афанасьевну подвел! Да, тут есть от чего переживать… — каким-то особенно серьезным тоном произнес Николай Матвеевич.
Алеша быстро взглянул в его сторону и успел заметить, как сходит с лица Соломина ласковая, понимающая улыбка. Алеша покраснел и с еще большим ожесточением затеребил пуговицу, явно собираясь ее оторвать.