— Эх, молодо-зелено, все торопимся! — ворчливо сказал он. — Поди уже сейчас готов побежать на вокзал за билетами?
Алеша понял, что не угадал, что никаких путевок на стройки коммунизма у Николая Матвеевича нет, и ему стало грустно.
— Обязательно туда ехать надо? Иначе никак нельзя? — усмехнулся Николай Матвеевич. — А как по-твоему: когда бои за Берлин шли, фашиста добивали, наш завод не участвовал в тех боях?
— Участвовал, конечно, но все-таки было — не то…
— Самое настоящее «то».
— Одно дело помогать отсюда и совсем другое — быть там, на месте… Эх, была бы у меня подходящая квалификация!
— Никого бы не спросился и прямо двинулся на Волгу?
— Почему не спросил бы? Я порядок знаю. А все-таки уехал бы. Там интереснее.
— А ведь ты не прав, Алексей! — сказал Николай Матвеевич, и в его голосе прозвучало осуждение. — Ты думаешь о том, где интересней, а государство наше считает, что ты нужней здесь, на заводе… Кто лучше может оценить обстановку: государство или Алеша Звездин? Ни в каком деле нельзя считаться только со своим личным желанием, каким бы хорошим оно тебе ни казалось…
Алеша хотел возразить, даже обидеться — не о личном же интересе он заботился, когда говорил о своем желании поехать на стройку, — но сдержался. Сквозь горькое чувство обиды пробилось сознание того, что Николай Матвеевич прав.
— Ты меня понял, Алеша? — спросил Николай Матвеевич, и Алеша ответил ему коротким молчаливым кивком.
Соломин рассказал, что на днях заводоуправление получило письмо из министерства. Один из грузинских заводов будет специально для строек коммунизма выпускать гиганты-машины, а уральцам поручается дать к ним всю оснастку.
— Только оснастку? А почему не машины? Чем мы хуже грузинского завода? — Алеша с укором посмотрел на Николая Матвеевича, словно тот был виноват в том, что почетный заказ передали другому заводу. — Опять, видно, наши не сумели добиться!
Он безнадежно и уныло взмахнул рукой, так что Николай Матвеевич не выдержал и рассмеялся:
— Не думаю, чтобы такие заказы распределялись по принципу: кто бойчей, тот и добился. Видимо, государство наше имело другие соображения. Машины будут новой конструкции, их удобнее делать там, ближе к стройкам. Мало ли у государства может быть причин, о которых мы даже не догадываемся… Так вот, формовать новую крышку домкрата будет первый станок. Так и скажи своим сменщикам: доверяется почетное дело, заказ строек коммунизма. Прошу оправдать доверие!
— Мы еще не подводили цех, Николай Матвеевич.
— Потому-то вам и доверяют такое дело. Помни, Алеша: во всей партии не должно быть ни штуки брака!
— А плавильщики? — с тревогой спросил Алеша. — Опять будут заливать холодный металл?
Николай Матвеевич помолчал, раскуривая погасшую папиросу.
— Я уверен, что и плавильщики могут работать хорошо, только у них немного притупилось чувство коллективной ответственности за свою работу. Вот тут-то нам и помогут заказы строек коммунизма.
Он сел рядом с Алешей и как-то по-особенному доверительно сказал:
— Это большая удача, Алеша, что мы получили такой заказ. Пусть маленький и на мелкие детали, — неважно! Зато у нас будет точка опоры, при помощи которой мы поднимемся на первую ступень коллективной стахановской работы… Есть такая идея, Алеша: сделать наш цех, а затем и весь завод предприятием коллективного стахановского труда…
— Весь завод стахановским? — сказал Алеша, и в его воображении возник лозунг инструментальщиков, который вывешивали на улице в предрассветный утренний час: «Сделаем наш инструментальный цех стахановским!» Значит, началось: и они будут бороться за звание цеха коллективного стахановского труда. Это хорошо! — Большое дело, Николай Матвеевич. Даже как-то боязно браться. Надо будет побольше нажимать на рационализацию, так я понимаю?
— На все нажимать, Алеша! На рационализацию, на качество, на учебу. А самое главное — не только самому хорошо работать, но и подтягивать товарищей, добиваться общего подъема. Завтра ты начнешь формовать новые крышки домкрата, — сказал Николай Матвеевич, заканчивая разговор. — Желаю успеха!
— Завтра? — Алеша вспомнил все свои сегодняшние неудачи, и у него упало настроение. Как же так — завтра? Он еще не привык к педали и сифону, еле-еле справился с нормой, а тут сразу такая ответственная работа. — Боюсь, Николай Матвеевич! Ведь сифон-то у меня еще не пошел…