— Сейчас, Раечка, сейчас. Я уже подготовила…
Что-то похожее на участие и сожаление изобразилось на ее лице.
— Зачем ты так сделала, Раечка? Ну, зачем?
— Тебя это не касается. Ты мне выписку давай!
— Яков Михайлович так жалеет тебя. Тяжело ему было, Раечка. Он долго-долго думал, прежде чем подписал приказ…
— Думал? Что ж, и еще подумает — не велика беда…
— Что ты собираешься делать, Рая? — настороженно спросила Шура. Ей, видимо, хотелось разговориться. Она держала в руках выписку из приказа и делала вид, что перечитывает ее. — Знаешь, у главного энергетика есть местечко, вакантное. Хочешь, поговорю с девочками? Они помогут тебе устроиться…
— Не надо. Я буду здесь работать.
Тонкие брови Шуры взлетели вверх над удивленными глазами.
— Здесь? В отделе? Что ты, Райка! А Яков Михайлович? Ты не сработаешься с ним — он так рассердился, так рассердился!
— Посмотрим! — сквозь зубы сказала Рая. — Ты отдашь мне выписку, наконец?
Она ушла, не слушая, что там еще говорит Шура.
Уже на улице, в толкотне заводской центральной магистрали, прислонившись спиной к фонарному столбу, Рая еще и еще раз перечитывала приказ, не желая поверить тому, что там записано. Редкие снежинки плавно спускались на бумагу и таяли, оставляя мокрые точки.
Никогда она не думала, что будет так трудно пережить незаслуженное и несправедливое увольнение.
Но, собственно, чего унывать? Ведь уволена она не за какой-то порочащий поступок, а за то, что решила работать так, как считала нужным и полезным для дела.
— Теперь надо действовать! — вслух сказала она, укладывая выписку в полевую сумку.
Прежде всего надо зайти к литейщикам. Они — друзья. Они знают ее с самого первого дня работы, вся ее трудовая жизнь прошла на глазах литейщиков.
Рая пересекла шихтовый двор и вошла в стержневый пролет. Увидев вдали свой контрольный стол с низко опущенной над ним электрической лампочкой и перебиравшую стержни новую браковщицу, Рая внутренне дрогнула и невольно замедлила шаги: показалось, идет по пролету в последний раз.
Тотчас же вспомнилось, как пять лет назад она впервые появилась в цехе. Совсем еще девочкой она встала за станок, взялась за стержневые ящики. Станок был высок, и она сколотила для себя подставку. Теперь, пожалуй, если она станет работать у станка, придется поступать наоборот — ставить повыше станок. Выросла!
Помнится, ее очень удивило приготовление стержневой смеси: в измельченный на бегунах песок заливали чистое растительное масло! Еще с дней войны она знала, как оно дорого для питания, а тут им заправляли простой песок. Было чему удивиться девчонке!
Из маслянистого влажного песка работницы готовили стержни. Они засыпали песок в специальные стержневые ящики, уминали руками, вкладывали нити проволоки, чтобы стержень был прочнее, трясли на вибраторе. Потом опрокидывали ящик на железный лист. Получалась причудливая и вычурная песчаная фигурка. Ее выставляли на одну из скользящих мимо пролета этажерок — люльку. Люльки несли песчаные фигурки в сушильную печь.
Со стороны казалось: не взрослые женщины и девушки стоят за станками, а подружки-девчонки собрались в рядок и лепят для забавы из песка разные пирожки и бублики.
Но это только казалось, что делается все просто и легко. На самом же деле было очень трудно приучиться обращаться с легкой сыпучей песчаной массой. От легкого толчка она разваливалась, стержень оказывался испорченным. Не мало она помучилась, пока научилась доносить стержни неповрежденными до люльки, — а всего-то было несколько шагов!
Другое дело, когда стержни — темнокоричневые, побуревшие — выходили из сушила. С ними тогда можно обращаться попроще. После сушки они становились твердыми, словно деревянными. Их промеряли, обстрагивали рашпилями, красили и уже совсем готовыми везли к формовщикам. Те специально подобранными пачками или отдельными штуками вкладывали их внутрь опок в формы.
Служили стержни для образования пустоты в отливке. Форму с поставленным внутрь стержнем заливали чугуном. Когда чугун остывал — форму разрушали, а стержень, превратившийся в горелый песок, вытряхивали из отливки.
Привычная трудовая обстановка цеха успокоила Раю. На душе стало легче, светлее — она в кругу старых подружек, бок о бок с которыми трудилась пять лет. «Милые вы мои!» — растроганно подумала она, всматриваясь в длинный ряд станков и хлопочущих около них работниц.
В старину стерженщиц звали шишельницами или попросту «шишками». Так их звала и Рая в шутливые минуты. Она имена на это право, потому что сама проработала «шишкой» больше трех лет, пока не выдвинули в технические контролеры.