На крыльце было пусто. Со всех сторон Дворец обступали высокие вековые сосны, только над самым зданием виднелся уголок звездного неба. Верхушки сосен мерно качались и гудели. С крыши ветром сдувало снежную пыль, она падала на гладкий бетонный пол крыльца и уносилась куда-то в сторону.
Прямо, на склоне горы светились огни соцгорода. К нему через бор вела прямая и длинная аллея, ярко освещенная цепочкой фонарей. Аллея заканчивалась решетчатыми чугунными воротами с эмблемами завода на створках. Сколько ни смотрела Клава в сторону соцгорода, аллея оставалась пустынной, никто не появлялся.
Клава уже хотела вернуться во Дворец, но в это время за ажуром ворот мелькнули две темных фигуры. Они вышли на аллею и направились к клубу, о чем-то разговаривая. Да, это был Николай Матвеевич с начальником цеха Лукиным. Как ни зябко было, но Клава дождалась, пока они поднялись на крыльцо.
— Что это значит? Почему раздетая и на крыльце? — спросил Николай Матвеевич.
— Как же! Добрая хозяйка всегда поджидает гостей на крыльце! — засмеялся Лукин.
— Николай Матвеевич! — взволнованно заговорила Клава. — Ведь никто не возражал против вечера! Почему же никого нет?
— И по этому случаю ты стынешь на морозе?
— Вы думаете, очень приятно будет, если вечер сорвется?
— А ну, прислушайся! — сказал Николай Матвеевич.
Сквозь глухой шум бора из соцгорода донеслись звуки баянов, песни, громкий говор множества голосов. И вот в воротах показалась голова колонны — это были литейщики. Николай Матвеевич и начальник цеха Лукин зашли в общежития и настояли на том, чтобы рабочие шли во Дворец организованно, колонной, с баянами и песнями.
— Видишь, литейщики — народ организованный… — сказал Соломин. — А теперь марш в клуб!
Первыми вошли в вестибюль баянисты — Коля и Семен Кузьмич. Они часовыми встали у входа, и что есть сил играли марш. На звуки баянов тотчас же откликнулся духовой оркестр.
Клубная дверь уже не закрывалась — литейщики шли непрерывным потоком.
У окон гардероба образовалась огромная очередь, но это не портило веселого настроения, которое появилось у всех еще на пути к Дворцу, в те полчаса, когда колонна литейщиков шла по заснеженным улицам соцгорода. Каждому было приятно сознавать, что он — частица такого большого, дружного и шумного коллектива, что все вместе они делают нужную работу у себя в цехе, а теперь вот, тоже вместе, собрались отдохнуть и поразвлечься в своем Дворце культуры.
Николай Матвеевич, потирая озябшие руки, ходил среди раздевающихся рабочих, разговаривал то с одной, то с другой группой. Без халата и военного кителя, в темносинем костюме, он теперь казался помолодевшим.
Клава невольно стала подражать Николаю Матвеевичу: тоже ходила от группы к группе, приглашала посмотреть витрину с диаграммами, галерею портретов стахановцев, знакомила еще не знавших друг друга девчат из разных смен.
Вестибюль быстро пустел, все вошли в фойе.
Молодежь устроила танцы. Пожилые литейщики заполнили читальный зал, иные вместе с женами неторопливо обходили портретную галерею стахановцев и довольно крутили усы, заметя свой портрет. Скромность, конечно, хороша, но все-таки каждому было лестно видеть свой портрет здесь, во Дворце, где бывают тысячи посетителей.
Около витрины с диаграммами возник ожесточенный спор между Лукиным и Халатовым. Халатов покраснел и говорил хрипло, тыча коротким пухлым пальцем в выведенную на таблице против плавильного пролета четкую цифру «94».
— Вот средний процент выполнения — видно? 94. Звезд с неба не хватаем, но работаем на совесть. Верно, товарищи?
Он оглянулся на окружающих, явно ища сочувствия. Но никто его не поддержал.
Лукин стоял против него, то и дело поправляя очки. Ему был неприятен такой разговор, кругом стояло много рабочих, — но и молчать было нельзя, раздражение было трудно скрыть.
— Средний процент — показатель относительный, на него ориентируются либо лодыри, либо чиновники. Вы смотрите, как у вас смены работают: «Беспалов — 116, Фомичев — 95, Сорокин — 71». Почему такая разница при одинаковых условиях? Вы изучали вопрос? Легче всего прикрыться средним процентом. Но от вашего среднего процента до стахановского цеха дистанция огромного размера.
По фойе пробежал Тараканов, изо всех сил потрясая колокольчиком.
— Занимайте места! Занимайте места! Начало!
Он был весел и возбужден, видя вокруг себя столько народа. Честное слово, молодежная суббота литейщиков должна получиться на славу! Жаль, что из завкомовцев, кажется, никто не пришел, — посмотрели бы они, как ожил Дворец. Дело, настоящее дело!