Вскоре он заскучал. Он не решался заходить к литейщикам, — все казалось, что его встретят презрительными и насмешливыми взглядами, поэтому Халатов начал наводить справки окольными путями.
Он встретил однажды Гришу Малинина, который приходился ему дальним родственником — каким-то троюродным племянником со стороны жены, — и начал подробно его расспрашивать. — Кого утвердили начальником плавильного пролета? Фомичева? Ничего у него не получится, можно уверенно сказать: завалит дело… Ну, а кто заменил Фомичева на смене? Звездин? Что-то не припомню такого, наверное, новенького прислали? Из формовщиков? Нашли откуда взять! Ну, а вообще как идет работа? Совсем завалилась, наверное? Веселее дело пошло? Надолго ли такое веселье! Все равно скоро все раскроется… Непонятно? Когда раскроется, тогда все будет понятно! — так говорил он Грише и таинственно-многозначительно подмигивал.
— Мелете вы, дядя, разные глупости, даже слушать противно! — сказал Гриша и ушел.
Халатов несколько опешил, потом рассудил, что не иначе, как и племянник тоже переметнулся в соломинский лагерь. «Чем только они их всех подкупают?» — вздохнул Халатов.
Все больше накапливалось слухов о происходящих в литейном цехе переменах, все сильнее хотелось Халатову побывать там и своими глазами посмотреть, что правильно в этих россказнях. Он не верил, чтобы без него, без Халатова, там могло что-нибудь улучшиться.
Даже когда в многотиражке появилась заметка, сообщившая о том, что литейщики, завершая месяц, сдали сверх плана отливок чуть ли не на сотню машин, — Халатов поджал губы и закачал головой. «Изловчаются, подтасовывают цифры! — убежденно думал он. — Знаем мы эти штучки! Это ненадолго! Через месяц все махинации откроются, и тогда посмотрим; что от них останется!»
Через месяц литейщикам присудили звание передового стахановского цеха. Халатов читал заметку о торжественном вручении переходящего Красного знамени, кривил губы, когда встречал знакомые фамилии среди выступавших на митинге, и пожимал плечами: «Какие-нибудь заделы приписал Лукин или брак в план сплавил…» И опять нестерпимо захотелось побывать в литейном цехе.
Он вошел в цех в обеденный перерыв, рассчитывая никого-не встретить.
Начал он с шихтового двора. Казалось, все было здесь так же, как и раньше, при Халатове. На путях стояли платформы с песком. Крановщица спускала черпаки, загребала ими песок и, откатывая кран, относила песок к бункерам. Разгрузка проходила быстро и спокойно.
Осмотревшись внимательно, Халатов заметил, что на шихтовом дворе исчезла знаменитая «козлиная горка». Все многолетнее скопление строительного мусора, слитков шлака, битых огнеупоров, жженого формовочного песка было вывезено, а на месте «горки» лежал заштабелеванный в аккуратную пирамиду мелкий известняк.
«Научились все-таки складировать материалы…» — подумал Халатов, рассматривая тщательно сложенные рядом с известняком штабели огнеупорного кирпича, слитков чугуна, металлического лома, кокса. Все лежало отдельно, в таком порядке, что Халатов невольно залюбовался. И, поймав себя на этом любовании, сердито пробормотал: «Ну, положим, это не главное! Еще поинтересоваться надо, откуда они рабочую силу набрали, чтобы навести такой порядок? А сколько денег ухлопали, чтобы «козлиную горку» убрать? Ясно, что все на себестоимость легло…»
В цеху было тихо и пустынно, только мощное гудение вентиляторов доносилось откуда-то с вышины. Проходя мимо вагранок, Халатов увидел шлаковницы, заполненные остывающим шлаком. «Из-за вас вся канитель и получилась!» — обозленно пробормотал он. Он обошел вокруг электропечей, покосился на конторку и зашагал по проходам.
Бросилось в глаза, что в цехе проведены большие побелочные работы. Белели свежей известью трубы воздухопроводов, стены четырехходового сушила для стержней, бункера над формовочными станками. В цехе стало словно просторней и светлей, но Халатов опять-таки остался недоволен: «Где это видано: в литейном цехе делать побелку! Через неделю все снова будет черным-черно, зря только деньги выбросили…»
Он заметил: у формовочных станков на каждом рабочем месте стоит узкий и высокий ящик, куда формовщики сбрасывают лишнюю землю. «При мне до этого додуматься не смогли!» — опять появилась завистливая и недовольная мысль.
На глаза попалась новая доска показателей, и Халатов подошел посмотреть, что за показатели записаны на ней. Плавильный пролет был впереди других — 119 процентов выполнения плана. Халатов нашел графу брака, взглянул и глазам не поверил — 0,5 процента. «Это что же? Ниже лимита? Ну, враки, в литейном производстве такого показателя не бывает, дурачков нет, чтобы вам поверить! Так и есть — брак в план подпускают, иначе такого не добиться…» — бормотал он, уставясь на доску показателей.