Сергей шагнул вперёд и резко выключил запись.
– Зачем ты это сделал?
– Алён, прости, но так ты не вернёшь его…
– Его никак не вернёшь, майор. И в его смерти отчасти виновата и я.
Соколов присел на корточки перед девушкой и тихо сказал:
– Алёнушка, ты ни в чем не виновата. Он, как и мы, сам выбрал свою профессию. Наша профессия – ходить по самому краю жизни и смерти. Наш закон – не переступать этот край. Но если придётся, то шагнуть и спасти остальных. Недаром все наши инструкции написаны кровью. И ты не должна винить себя! Прости, но это должно было случиться. Если бы не он, то кто-то другой.
– И ты?
– И я, – твёрдо ответил Сергей. – Алёна, это моя профессия. Моя жизнь. И парней наших, и твоего отца. Ну что ты?
Он встал на колени и крепко прижал рыдающую девушку к себе. Он молчал и терпеливо ждал, когда закончатся слёзы, прервутся рыдания. Но Алёна скоро обмякла, уткнувшись лбом в его плечо, и Сергей с удивлением увидел, что она уснула. Он медленно поднялся, сел рядом, прижал спящую девушку к себе и откинулся на спинку дивана.
В эту минуту в коридоре зажёгся свет и в комнату тихо вошёл командир, отец Алёны полковник Захаров. Он внимательно посмотрел на спящую девушку, перевёл взгляд на молчащего мужчину, обнимавшего его дочь, и кивнул.
– Я там, Сергей, продукты принёс. Чай там, сладости. Ты попробуй накормить её, а то одни глаза остались. – Полковник вышел из комнаты и тихо произнёс перед тем как уйти: - Береги её, Серёж, ей сейчас кроме тебя и не поможет никто, она никого не слушает. А тебе как-то удалось… Спасибо… сынок.
На следующий день Алёна Павловна Захарова вышла на работу. А через неделю Сергей Соколов улетел в длительную командировку, тестировать новые системы для дозаправки в воздухе.
***
– Майор, бери управление на себя.
– Есть, командир.
Командир самолёта-лаборатории Вяземский Юрий Степанович внимательно разглядывал своего второго пилота. Молодой совсем, а уже награды имеет. И не фитюльки «за выслугу годов», а настоящие боевые. А ещё Пашка, хромой чёрт, проводил его со словами «до встречи, сынок». Да чтобы Захаров кого так величал? Хрен вам! Он скорее пенделей раздаст. Значит, нормальный мужик.
– Рыжий!
– Да, командир, – отозвался бортинженер Алексей Рыжий.
– Включай систему, проверим для начала. А то опять получится «тыжинженер»!
– Спокойно! Теплицу-то я у матери всё-таки поставил!
Соколов вопросительно глянул на командира, слушая, как за его спиной Алексей тихо бормочет в диктофон о готовности к испытаниям, закончив фразу почти молитвой – «Да пребудет с нами ампер!»
– А что за история с теплицей, командир? – поинтересовался Сергей, свободно удерживая штурвал.
Экипаж, в который ещё входили штурман Алексей Бондарь и бортрадист Дмитрий Костров, прыснул со смеху, а Вяземский откинулся в кресле и с улыбочкой начал свой рассказ, что сопровождался тихими ругательствами Рыжего.
– Понимаешь, Лёха-то у нас хоть и молодой, но один из грамотеев в своём деле, ведущий инженер всё-таки. А мать его в деревне живёт. Слышь, Рыжий, а как деревня называется?
– Закобякино, – гордо ответил инженер.
Вяземский скривил губы и поднял палец вверх, подчёркивая важность имеющегося факта.
– И там, в том Закобякине…
– Не «–кине», а «–кино»! – возмущённо поправил командира Рыжий.
– Да, так вот! – как ни в чём ни бывало продолжил Вяземский. – Приезжает наш Лёшка домой, а его сосед ему вопрос задает. Сколько, говорит, углов у теплицы, Лёха?
– Да не так было! Ты… Вы, товарищ майор, его не слушайте, наврёт с три короба, а правды ноль!
– Меня Сергеем зовут, – ответил Соколов, замечая, как переглянулись между собой офицеры.
– Ну вот, Серёг, приезжаю я домой, а сосед мой меня на улице поймал и как рявкнет на всю вселенную: «А какой угол крыши должен быть у теплицы? Как не знаешь, ты ж инженер!» А народ уже вокруг собрался, продолжения концерта бесплатного желает. А этот дальше орёт: «А свадьбу у дочери провести сможешь?» Я, если честно, немного прифигел, а он мне такой: «Ну ты ж, говорят, какой-то там ведущий!»