— Серый, куда? — Воронов сделал несколько шагов, но остановился, закрываясь от обжигающего жара полыхающего самолёта. — Падай, Сокол, падай! Я помогу!
Сергей резко шагнул в сторону, переворачивая на себя пластиковую бочку с водой, и упал на землю, стараясь доползти до бездыханного лётчика, что лежал без движения. Закрываясь от ревущего пламени, он пытался захватить стропы парашюта, но ладонь натыкалась только на горячий песок. Сквозь рёв и грохот пожара он услышал сирены пожарных машин и в этот момент всё-таки ухватился за парашют и потащил шёлковую ткань на себя, упираясь спиной в землю. Рядом раздался уверенный голос Воронова:
— Перехвати другой рукой, взяли.
Они тянули парашют вместе с лётчиком, всё дальше и дальше отползая от пожара. Вдруг почувствовалось небольшое сопротивление и раздалось громкое ругательство на немецком.
— Слышь, Кеслер, ты особо не дёргайся, сможешь — помоги, — прошипел Соколов, отползая всё дальше от пожарища.
— Нога не двигается, — простонал Кеслер, — в стропах запутался.
— Ща мы тебя вытащим подальше, тогда будешь ноги свои распутывать, — сказал Воронов, поднимаясь на колени и рывком подтаскивая к себе парашют с лётчиком. Он быстро срезал запутавшуюся стропу и аккуратно перевернул Кеслера на спину. — Скажи спасибо шлему, а то хрен бы ты выжил! Подвигай ногами, руками, спина не болит?
Немецкий лётчик медленно согнул руки и ноги и тихо простонал:
— Oh mein Gott, wie schmerzhaft es ist… (Боже мой, как больно)
— Ты чего? Говори по-русски, а то мы сейчас только матом говорить можем.
— Больно, но вполне терпимо. А что с самолётом?
— Вот чудак! Главное, ты жив остался, а железо… Да хрен с ним, с железом этим! — Воронов помог Кеслеру снять шлем и аккуратно положил его голову на свёрнутый парашют. — Лежи пока, Федя, медики скоро уже будут, тогда будешь геройствовать.
Миша повернул голову и вдруг до него дошло, что он не слышит Сергея. Он видел, как через поле к ним бежали люди, слышал, как зашипела вода и пена пожарных машин, недалеко от них показались медики с носилками, и сквозь этот гам он вдруг отчётливо услышал высокий женский крик — «Серёжа!» Воронов отполз от спасённого лётчика и лихорадочно начал оглядываться вокруг. Сергей лежал недалеко от них, как-то странно подогнув под себя руку.
— Серый, ты чего? — тихо тряс его за плечо Миша, боясь перевернуть и увидеть застывшую маску смерти. — Слышишь, Сокол, хоть слово скажи. Серёга? Очнись! Серёга!
Но тут его кто-то сильно толкнул, и Миша с удивлением уставился на бирюзовый край лёгкой юбки. Алёна! Боже, только не это! Она не переживёт!
— Алён, Алён, остановись! — но девушка уже схватила Соколова за плечи и одним рывком с неизвестно откуда взявшейся силой повернула его и уложила его голову себе на колени. Миша успел заметить обгоревшую чёлку и потрескавшиеся губы, как вдруг Сергей открыл глаза и тихо сказал:
— Алёнушка, ну что ты тут делаешь? Здесь грязно, а ты в такой красивой юбочке.
И тут Алёна закрыла лицо ладонями и разрыдалась, что-то бессвязно бормоча. Соколов медленно поднялся, сел поудобнее и прижал своё рыдающее счастье к себе, что-то шепча ей на ухо. Последнее, что услышал Воронов перед тем, как Алёнка подняла свои заплаканные, но абсолютно счастливые глаза, было соколовское «Я тебя выпорю за непослушание, кто тебе разрешил с трибуны уходить? Ещё и отец получит, разбаловал тебя до крайности». Потом они поднялись и не спеша пошли в сторону медицинских автомобилей, где Сергею обработали ожог на руке и от души напоили водой. Всё это время Алёна стояла рядом и сильно сжимала его здоровую ладонь, будто боялась потерять. Соколов кивнул Воронову и спокойно заявил:
— Мишка, когда будете на нашей свадьбе гулять, Алёнку не крадите, а то потом придётся ещё доплачивать за такую девчонку непослушную.
Алёна улыбнулась и вдруг обняла его за плечи и поцеловала. Сергей обхватил её талию забинтованной рукой и, глядя девушке в глаза, проговорил:
— Предлагаю свадьбу сыграть в октябре, чтобы Саня с Наташей тоже смогли прийти. Может, смогут оставить карапуза на бабушек и дедушек?
— Я согласна, Серёжа, любимый, на всё согласна, только бы рядом с тобой.
Соколов уткнулся носом ей в шею и прошептал:
— Наконец-то, Алёнка, как я долго ждал этих слов, любимая.
Они ещё о чём-то пошептались, и вдруг Сергей вскинул голову:
— Забыл совсем! Миш, а как Кеслер-то?
— Всё нормально, Серёга, в госпиталь повезли, но он обещался сегодня усы сбрить, потому что кислородная маска плохо к лицу приставала!
***
Елена остановилась перед большой резной дверью в нерешительности, подняла глаза к ангелам над дверью и оглянулась назад.
— Что случилось, Лена? Если ты приняла такое решение, то надо идти до конца. Ничего не бойся. Как бы ни сложилось, я всегда буду рядом. А теперь — вперёд. И помни — я с тобой.
Лена улыбнулась и потянула массивную дверь на себя. Храм встретил их полутьмой, тихим шёпотом и треском горящих свечей. Девушка перекрестилась и теперь уже уверенно пошла куда-то в сторону.
— Отец Виктор, здравствуйте, — тихо прошептала она в спину высокого пожилого мужчины. Тот резко развернулся и прищуренными близорукими глазами разглядывал Лену несколько секунд, затем вдруг неожиданно притянул её к себе и крепко обнял. Лена тихо засмеялась и отстранилась, прижавшись лбом к сухим старческим ладоням.
— Отец Виктор, это Дмитрий Орлов, мой муж.
— Приятно, молодой человек, сознавать, что наша Леночка нашла своё счастье. А ко мне с чем пожаловали?
Елена и Дмитрий переглянулись, и Орлов уверенно ответил:
— Мы, батюшка, венчаться решили. Просим вашего разрешения на это. И помощи.
Отец Виктор, настоятель Церкви Пресвятой Богородицы Сент-Женевьев-де-Буа, внимательно оглядел молчащих молодых супругов и кивнул:
— Это хорошо, что вы оба пришли в этому решению. Вы готовы исповедаться? И какой помощи вы ждёте от меня?
Дмитрий взял в свою ладонь холодные пальцы жены и твёрдо заявил:
— Мы готовы, а о помощи… Думаю, что и этим мы готовы поделиться.
Отец Виктор молча пошёл вглубь помещения, коротко кивнув Лене следовать за ним. Дмитрий внимательно следил за любимой, за её жестами, поворотами головы, видел, как она быстро что-то говорила священнику, поднимая взгляд от пола и вновь опуская его вниз. Отец Виктор внимательно слушал, иногда задавая вопросы, но вдруг Лена подняла глаза и что-то тихо произнесла. Священник провёл ладонью по покрытым тонким шарфом волосам и с улыбкой ответил. Лена открыто улыбнулась и кивнула головой, после чего её прикрыли широкой вышитой лентой, что спускалась по груди отца Виктора, и через несколько секунд Лена спокойно поцеловала крест и обернулась к Дмитрию.
Через час супруги Орловы вышли из храма и медленно пошли по аллее русского кладбища Сен-Женевьев-де-Буа.
— Лен, а ты давно знаешь отца Виктора?
— Да, мама часто приходила сюда после нашего приезда во Францию, а потом стала брать меня с собой. Я многому научилась здесь. Я не могу сказать, что я искренне верю, но я знаю точно, что что-то есть, что стоит над нами, над нашим миром, что помогает нам в трудную минуту. И там… когда я думала, что умираю, я ясно поняла, что человек должен верить. Пусть в себя, во что-то, что живёт внутри него, тогда он сможет справиться с паникой и страхом, и возможно, сможет выжить в казалось бы безвыходной ситуации. Дим, а как ты думаешь, Серёжа с Алёнкой согласятся быть нашими свидетелями?
Орлов коротко кивнул, он был уверен в своих друзьях. И это была одна из граней его веры.
Через три дня, к концу их пребывания во Франции супруги Орловы венчались в Свято-Успенской церкви. Родители Лены Амалия и Пьер де Виардо молча наблюдали за Таинством, после чего Пьер крепко обнял свою маленькую Элли и тихо прошептал: