Мужики откровенно наслаждались рассказом и тихими ругательствами, которыми Алёша сопровождал свой монолог.
— А ты что? — спросил Соколов.
— А что я? Я им всем и говорю: «Здравствуйте, говорю, приглашаю, говорю, к себе домой. И предлагаю познать силу второго закона Кирхгофа для магнитной цепи, а также, говорю, закон Ома в дифференциальной форме. Так же, говорю, есть возможность познать природу электрических и механических потерь в машинах постоянного тока, представленных, говорю, в виде коллекторного двигателя с вариациями последовательной, параллельной или даже смешанной обмотки возбуждения на ваш выбор».
— А народ-то чё? — уже со смехом проговорил Сергей.
— Эх, — глубоко вздохнул Рыжий, — не понял народ них…
— Рыжий! — пробурчал Вяземский.
— Нихуа хуа, песня такая есть! Командир, система готова.
— Ясно. Занимаем эшелон, система работает нормально. Запись пошла.
Рыжий чем-то щёлкнул и тихо с ехидцей спросил:
— Командир, систему запускать по чертежам или чтоб работало?
— А в лоб? — тут же откликнулся Вяземский.
— Понял, — ответил инженер и чётко скомандовал: — Штурман, высота, квадрат. Радист, передавай — первый этап пошёл. Пилотам занять эшелон.
Сергей потянул штурвал на себя, ощущая, как огромная машина плавно пошла вверх.
— Слышь, майор, а ты ж к нам из ибальной авиации* пришёл, а нашей машиной управляешь как кавалер ордена Сутулого**.
Соколов усмехнулся и проговорил:
— Лётчик-испытатель должен хорошо летать на всём, что может летать, и с некоторым затруднением на том, что летать не может.
— Это на метле, что ли? — со смехом добавил штурман Бондарь и подмигнул повернувшемуся к нему Сергею. — Ты того, женский транспорт не трожь, а то разнесут на кусочки, не соберёшь.
— Ага, это на тему «Как посадить самолет, читайте в следующем номере нашего журнала», — тоненьким голосом пропищал Рыжий. — Командир, систему проверили. Длительность полета три часа.
— Штурман?
— Удаление 300, азимут 155, скорость ветра 15. В заданной точке будем через два часа.
— Принял! — проговорил Вяземский. — Для непосвященных доклад нашего Бондаря напоминает анекдот. «Приборы? Сорок! Что сорок? А что приборы?» Серёга, отдыхай, беру управление на себя.
— Есть, командир.
— Командир, а ваша Ирина Михайловна пирожков на дорожку отсыпала? А то так жрать охота, — тихо проговорил Рыжий.
— Ну ты кое-что понял про нас, да, майор? Что за экипаж, только бы пожрать!
Сергей улыбнулся и отпустил штурвал, откинувшись на спинку лётного кресла и прикрыв глаза. Где ты, Алёнушка? Как твои дела? Чем занимаешься? Поела или опять закрутилась и забыла? Надела ли шапку? Не плачешь ли? Ты подожди меня, я скоро, совсем скоро, ты даже не заметишь, как пролетит время, я опять буду рядом. И я клянусь, я постараюсь, чтобы ты радовалась жизни и стала счастливой… Алёнка, любимая…
_______________________________________________________________________________________ *ибальная авиация, ибательная авиация — истребительно-бомбардировочная авиация (от аббревиатуры ИБА).
**орден Сутулого — нагрудный знак «За безаварийный налёт».
Часть 5
Ястребов вошёл в квартиру и устало облокотился плечом на стену. Сегодняшний день забрал, казалось, всю энергию и силу из усталых мышц. Самолёт-лаборатория, который обкатывал сегодня Александр, был создан КБ для проведения исследований обледенения и проверки эффективности различных противообледенительных систем. Нынешняя зима выдалась на редкость морозной и капризной, и полёты на критических высотах требовали от пилота и всего экипажа полной отдачи. Когда в середине полёта Александр понял, что самолёт перестал его слушаться и стал медленно заваливаться на бок, только опыт и хладнокровие помогли ему справиться с возникшей проблемой. Его «пассажиры» инженеры-испытатели так до конца и не поняли тяжести ситуации. И только на аэродроме огромными глазами рассматривали опущенные книзу покрытые льдом элероны на правом крыле. Один из офицеров поднял большой палец вверх и благодарно кивнул.
И вот после всех рапортов, разговоров, нескольких часов в холодном ангаре он, наконец, дома. Осталось только одно желание — что-то поесть и завалиться спать. Стянув дубленку и сбросив с гудящих ног тёплые ботинки, Саша медленно пошёл в комнату, где горел неверный свет ночника.
— Ну и где ты был на этот раз? — раздалось из темноты, и с дивана поднялась его жена Нина. — Опять будешь мне рассказывать о полётах? Я знаю, что ты сегодня после обеда был в штабе, а домой явился поздно вечером.
— Нин, давай не сегодня, — поморщился Ястребов и с силой потёр затылок. — Я устал, хочу есть и спать. Поверь, мне не до выяснения отношений.
— Ты хочешь есть? Пусть тебя кормит та, с кем ты провел всё это время!
— Нина, я прошу тебя! Давай не будем сегодня…
— Сегодня? Да я каждый день только то и делаю, что жду, когда ты придёшь домой в человеческое время! Чтобы ты думал не только о своей работе, но и обо мне!
— Я думаю о тебе! Но и работу мою никто не сделает! Ты, в конце концов, выходила замуж за военного лётчика, Нина! И тебя насильно за меня замуж никто не тащил!
Усталость и какая-то непонятная злость вдруг запульсировали в его гудящей от боли голове, Ястребов отшвырнул в сторону телефон, что с глухим стуком ударился об стену и упал на пол.
— Да я вышла за тебя замуж только потому, что думала, что ты сможешь обеспечить мне достойное существование! Заметь, даже не жизнь, а существование! А что я имею в итоге? Семь лет своей жизни я убила на заброшенные военные городки, где нет ни развлечений, ни даже нормальных магазинов! Я сижу дома, а ты летаешь, летаешь, летаешь! А мне чем заниматься? Вот и сейчас мы опять в какой-то дыре, где даже поговорить не с кем!
— Хочешь чем-то заняться, иди работай!
— Работать? Где? Ты не забыл, что я искусствовед? Где, позволь мне спросить, можно применить моё образование в этом городишке? Может быть, мне пойти работать в ваш Дом офицеров?
— А чем тебе не нравится такая работа? Почему бы тебе не устроиться работать в музей в Двуреченске?
— В Двуреченске? Ты не напомнишь мне, что это за музей? Краеведческий, Саша! А я изучала западное и восточное искусство 18 века! Это Шарден, Лиотар, Рокотов! А ты не думал, что я выходила за тебя замуж, потому что надеялась, что мы будем жить в столице? Александр, ты сын Алексея Ястребова, а прозябаешь в таких дырах, которых даже на картах не существует!
Ястребов медленно повернул голову к жене и вдруг ехидно усмехнулся:
— Так вот, значит, как? Ты за генеральского сынулю замуж выходила? Тебе не Саша Ястребов нужен был, а его отец генерал-полковник Алексей Ястребов?
— А даже если и так? Я тоже человек, а не предмет мебели, я молодая красивая женщина, я жить хочу! Носить красивые платья, туфли, ходить в рестораны, на выставки, в театры наконец! Хочу, чтобы мной восхищались, чтобы смотрели на меня, чтобы я была окружена красивыми вещами, людьми, чтобы было интересно жить, а не сидеть в четырёх стенах!
— И ты все эти годы ждала театров? Или восхищения? Поэтому и от детей отказалась? Так что тебя останавливает? Езжай в столицу, ходи в театры, носи платья, покажи свою молодость и красоту, если я и моя работа недостойны такого счастья! Попробуй, Нина, окружи себя вещами, продай себя подороже!
— Саш, ты чего?
— Ничего, Нина. У нас что-то пожевать имеется? Я голоден.
— Нет! Ничего нет и не будет, пока ты…
— Пока я что? Пока я не уйду? Ты это хотела сказать? Считай, что я всё понял, услышал. Меня не будет несколько дней. Живи как хочешь.
— Что значит — тебя не будет? А я? Ты в Москву? Я тоже хочу!
— Поезжай, тебя никто не держит в этой дыре. Дорога свободна. А теперь я хочу спать!
— Да провались ты вместе со своей работой! Вы все одинаковые! И закончите все, как ваш Грачёв!
— Замолчи! — взревел Ястребов, хватая жену за плечо. Нина с вызовом вскинула голову и посмотрела ему в глаза, но тут же попятилась и вжалась в стену. — Никогда не смей даже вспоминать о моих погибших друзьях! Никогда! А теперь слушай меня внимательно. Я. Подаю. На развод.