— Обязательно, — охотно кивнул Зимний и вопреки словам снова поцеловал, бессовестно затыкая Броку рот. — Командир, мои мозги еще в кашу, но я все понимаю. Про тебя, себя и Стива. То, что здесь, — улыбнувшись совсем по-человечески, прервав поцелуй так же резко, как начал его, Барнс коснулся живой рукой своей груди, а потом Брока, — не изменилось. Мы все обсудим и сможем решить. Потом. А сейчас как ты хочешь?
Детка был прямолинеен как асфальтоукладочный каток, и Рамлоу больше спорить не стал. Кто знает, как все обернется, так пусть укатает его сейчас, хоть будет что вспомнить потом.
— В лужу, — выдохнул Брок в поцелуй, и Детка предвкушающе и хищно улыбнулся.
Доводя Брока очередным поцелуем до тумана в голове, Солдат не особо жалел, отпуская припухшие жесткие губы и спускаясь на шею. Все самое интересное было еще впереди. И за это Рамлоу своего Детку тоже любил — за тягучую прелюдию, переходящую в яростную схватку, когда тело — крепость: ворваться, взять и выбить захватившие дурные мысли. Брок знал за собой особенность обострять ситуацию, предпочитая быть готовым к самому хуевому варианту, а Детка как никто умел вытрахать его так, что в голове еще какое-то время был только сквозняк.
Горячие, влажные губы Зимнего медленно опускались по покрытой жесткими короткими волосками груди, и от этих касаний у Рамлоу уже начинало знакомо скручивать в паху. Детка, то поглаживая, то пощипывая и выкручивая, терзал соски Брока пальцами, языком буравя пупок, а член Рамлоу уже уверенно упирался ему в подбородок.
Зимний знал в пытках толк. Самозабвенно вылизывая живот Брока, постепенно спускаясь к паху, задевая внутреннюю сторону бедра, он намеренно обходил вниманием подрагивающий член, разве что случайно задевая его щекой, и Брока от этих «случайных» прикосновений выносило еще больше.
Не выдержав, в очередной раз стукнувшись головой о подушку, он хрипло застонал и нетерпеливо подался бедрами вверх.
— Вкусный. Мой… — с хрипотцой в голосе Зимний склонился к любимому «божеству» и наконец принес дар.
Брок, не сдерживаясь, взвыл и плевать на звукоизоляцию. Страсти голос не заткнешь. Детка вобрал в себя почти весь ствол, со знанием дела уделяя особое внимание головке, потирая ее между языком и нёбом, отчего Брок тонко и прерывисто выл на одной ноте, не замечая, что вцепился подрагивающими пальцами в волосы Зимнего. Тот тут же решительно отвел их и поднял вверх.
— Без рук. Ты умеешь. И любишь. Я знаю, — прошептал Детка, на секунду поднявшись на уровень лица Брока и сцепляя запястья над головой. Тот крупно сглотнул, хватаясь за изголовье: руки не фиксировались, но Рамлоу знал правила игры, и это тоже добавляло градус.
Зимний коротко лизнул Брока по нижней губе в знак одобрения и вернулся к прерванной экзекуции. И Рамлоу бы выкручивало и выгибало, разметав во все стороны, но сильные руки уверенно прижимали его за бедра к кровати. Брок почти уже сорвал голос, всем телом как одним сплошным натянутым нервом тянулся, хрипло всхлипывая в шаге от разрядки, скулил, мелко вздрагивая, пока наконец Детка, сжалившись, не сжал головку стенками узкого горла, заставляя Брока выгнуться с криком, как и каждый раз, крупно дрожа в продолжающих крепко держать руках.
Довольный, ухмыляясь как сытый кот Зимний скользил по потному горячему телу обратно вверх и снова жадно целовал, делясь с Броком его же вкусом. Поднимаясь по рукам, считал мурашки кончиками пальцев. На разнице теплых живых и холодных металлических прикосновений Рамлоу «восставал из пепла».
Обычно Детка с улыбкой ждал, когда Брок упрется ему пятками в поясницу, не отводя взгляда, целовал колени и, закинув ноги себе на плечи, прикасался к святая святых. Для начала руками, и много времени не требовалось, чтобы Брок ощутил наполненность. Абсолют — состояние тела, самое правильное из всех. Так было всегда. Так было только с Зимним.
Сейчас же Рамлоу укололо холодком страха. И дело было не в Детке. Он, Брок, не смог удержать пятки на пояснице любовника, и, болезненно морщась, уронил травмированную ногу на кровать. Короткая мысль о внезапной ограниченности в постели резанула по сердцу. И так не первой молодости где-то внутри себя Брок всегда комплексовал из-за их с Деткой возрастного мезальянса, а тут… Сгорбившийся старик с палочкой промелькнул в крайне неэротичной фантазии, и Рамлоу передернуло.
— Даже не вздумай, — сердито фыркнул Барнс, сцеловывая с лица Брока замершее на нем выражение, — на животе я даже больше люблю, да и задницу лучше видно, — он заговорщицки подмигнул.
Рамлоу удивленно замер, даже пиздострадать перестал, а довольный эффектом Детка, огладив бедра, мстительно вжал пальцы в ягодицы:
— Мои, — и быстро перевернул Брока, подсовывая подушку под живот.
Дальнейшие терзания пришлось отложить: ввинтившийся в пока сжатую дырку горячий язык этому явно не способствовал. А вот уверенному расслаблению очень даже. Под мычание Брока в подушку Детка перешел от языка к пальцам. Когда Рамлоу первый раз разорвал простыню, их в нем было целых три. Металлических. Обычно растягивали дольше, но вынужденное воздержание сегодня категорически не дружило с терпением.
— Еби уже! — прорычал на очередном хриплом всхлипе Брок.
Детка сноровисто подсунул ему под живот еще одну подушку, разведя и устроив ноги так, чтобы не напрягать травмированную. Жрать обезболики Брок будет потом, сейчас от выжигающего возбуждения он не чувствовал ничего, кроме желания принять Деткин член. И в этом тот никогда ему не отказывал.
Ворвался так, что треск простыни заглушил рев самого Рамлоу, который вдруг сразу, не давая себе привыкнуть, сам подался назад, насаживаясь до конца. Забывшие без практики член мышцы поддавались тяжело, болезненно, но именно это и нужно было сейчас Броку, а Детка спокойно выдерживал и не такое, Брок это знал.
— Тише ты, тише, — прошептал Зимний в затылок командира, когда тот, насадившись по самые яйца, попытался сразу двигаться. — Порвешься нахрен.
— Блядь… — выдохнул Брок; не скажешь же, что ебется сейчас как в последний раз.
— Командир… шальной… — засмеялся Детка в ухо, и по Броку растеклась волна мелких мурашек. Докатилась до каждой клеточки, жадно сжав в теле внушительный член.
Зимний максимально накрыл Рамлоу собой, унимая тремор мышц и потихоньку разгоняясь.
Брок шипел в подушку; было ощутимо больно, но хотелось еще больше, глубже, резче. Чтобы биться под Деткой нанизанной на иглу бабочкой, выкричать себя до дна, сгореть дотла и рассыпаться пеплом, ибо Рамлоу не представлял себя без всего этого. Детка всегда чувствовал его настрой и после пары осторожных толчков сорвался в тот бешеный ритм, который так любил Брок, в котором они оба сливались в одно целое. Рвали друг друга в клочья и кончали зачастую в один взрыв.
Так случилось и сейчас. Брок намеренно сдерживался, то и дело пережимая у основания член, доводя себя до абсолютно невменяемого состояния и забившись в оргазме, только когда уже не то что пережимать, дышать не мог.
Рамлоу скончался, но это была самая сладкая смерть. Где-то на откатывающей волне Брок понял, что Детка почти тут же его догнал. Ощущение, что в тебя изливается любимый человек, подстегнуло еще не отошедший от оргазма организм, и Брок тут же кончил второй раз.
— Охуеть… — выдохнул Зимний, сцеловывая с виска командира водопад пота.
Оставаясь в его теле, пока полностью не схлынет оргазменная волна, Барнс вышел, лишь когда Брок полностью затих, и только еле ощутимое дыхание на поднесенной ко рту ладони выдавало, что тот жив.
***
Когда Брок открыл глаза, в спальне было пусто. Приятная тянущая боль в теле убеждала, что все ему не приснилось, но абсолютная тишина давила на барабанные перепонки болью опустошения. Детка соскучился, пришел. Но неужели, получив свое, так же спокойно ушел, пока Брок приходил в себя? Он бы, конечно, не упрекнул, да и был готов. Готовил себя, наблюдая за контактами Детки и Роджерса. Взгляды, когда кажется, что никто не видит; касания, только для несведущих случайные; тембр голоса, поворот плеч. Все говорило о том, что скоро общение воссоединившейся парочки перейдет в горизонтальную плоскость. Если уже не перешло. Получается, Детка просто не хотел сразу его бросать? Решил отлучать постепенно? Только Броку всегда проще было вырвать с мясом, но разом, чем тянуть.