Я не знала, смеяться мне или плакать… над собой. Вот ведь как люди стремились на этот хлоров конкурс, какие деньги заплатили. А я отбрыкивалась. Воистину, непостижима душа человеческая!
— Бедная Жозефина… — вздохнула, представив, что испытала бы девушка, которой сказали, что на этом конкурсе она находится по великой милости короля, да ещё с целью перевоспитания. — Вы ведь над ней, наверняка, смеётесь, а она так для вас наряжается… парится в жару в мехах… Какие же вы всё-таки мужчины коварные! Бедная, бедная Жозефина…
— Знаешь, — Алберт мне хитро подмигнул, — некоторым мужчинам нравятся глупенькие девушки…
— Догадываюсь… — похлопала ресничками, а потом состроила ему сострадательную рожицу. — Прелесть, какая глупенькая…
— Я не о себе! — Алберт сразу открестился от столь странных пристрастий. — Как ты сказала?
— Прелесть, какая глупенькая, или, ужас, какая дура!
— Второе!
— Так я тебе и поверила! Ты вчера за обедом так мило с ней разговаривал. Кстати, о чём? Любопытно.
— Видишь ли, Петра…
— Хэ, — усмехнулась я, — о брюликах!
— Не угадала! О сапфирах. Это её камень-талисман.
— Вы, господин Ланге, разбираетесь в камнях-талисманах? — удивилась наигранно.
— Дипломат обязан разбираться во всём! — с гордостью павлина, сообщил мне Алберт и расправил плечи.
— О! Вы — дипломат?!
— А Вы сомневаетесь?
— Петра, нам пора, — прервала нашу милую беседу Хлоя. — Опоздаем… До встречи, господин Алберт.
— До встречи, леди.
— Дипломат!
Зря я жалела Жозефину! Ох, зря! Была бы моя воля, я бы эту рафинированную дуру заставила провести бессонную ночку в обнимку с фарфоровым другом, в глубоких размышлениях о смысле жизни!
Она меня обвинила! Да ещё в чём?! В отравлении её несравненной особы! Да ещё чем?! Мышьяком! Романов дамских перечитала, имбицилка романтичная! Хоть бы в учебник по алхимии предварительно заглянула…
Оказывается, я сегодня коварно отравила её завтрак мышьяком, добиваясь, таким образом устранения главной соперницы на руку принца!
Это она-то главная?! Ну и самомнение!
А отравы насыпала столько, что на всех претенденток хватило бы с лихвой! Она даже не побоялась лизнуть этой дряни! Именно лизнуть, не более… Иначе, лежала бы под капельницей, в лучшем случае…
И где она яд взяла?
Всё это проносилось в моей голове, когда я стояла в кабинете нашего куратора, госпожи Мерк, а на меня внимательно взирали Сарториус, Алберт, незнакомый офицер лет пятидесяти и сама госпожа Сантана. Напряжение нарастало. Не желая стоять тут перед ними в качестве ответчицы, или, хуже того, обвиняемой, я пошла в наступление. Как известно, это лучший способ защиты, хотя защищаться мне было не от чего.
— Господа, — обратилась я к собравшимся таким официальным тоном, что самой стало противно, но по-другому в данной ситуации я поступить не могла, — я надеюсь, что меня оградят от поклёпов данной особы, и впредь я не буду иметь удовольствия выслушивать бредовые обвинения в мой адрес от баронессы Йенч!
Сантана вскинулась и возразила мне недовольным тоном:
— Госпожа Олмарк, Вы забываетесь! Вы должны нам рассказать…
— Я ничего не обязана вам рассказывать, преподаватель Мерк. Поверьте, разговаривать в таком тоне я не люблю, но когда дело касается моей чести и достоинства, то я сразу вспоминаю и свой титул, и своё полное имя! Если бы я совершила то, в чём меня обвинила баронесса Йенч, то разговаривали бы со мной сейчас не Вы и не здесь! — куратор сердито надувала щеки, но перебивать меня больше не решилась. — Кроме того, если этого не учла баронесса Йенч, то я вам напомню, что имею степень бакалавра по алхимии, и в отравляющих веществах разбираюсь не на дилетантском уровне! Из всего вышесказанного я делаю вывод, что вы уже разобрались с суицидальными наклонностями данной особы, и приняли все меры для ограждения меня от этой девицы! Я могу идти? — я в упор посмотрела на незнакомого офицера.