С. А. Лишаев.
Эстетика Другого
Предисловие
Если книгу сравнить с картиной, то предисловие к ней окажется ее рамой. Назначение рамы в том, чтобы помочь читателю правильно (правильно с точки зрения автора) воспринять написанное. Обрамление должно соответствовать «картине». Точнее, тому, как понимает «сотворенное им» автор. Предисловие всегда пишется после того, как «картина» уже написана. Его задача – рефлексивное «обрамление» того, что содержит в себе красочная поверхность «холста». Понятно, что в отношениях между картиной и рамой гармония царит не далеко не всегда. Иногда рама оказывается лучше того, что она обрамляет, иногда, наоборот, автор предисловия оказывается слабее автора «картины» (книги). Вот почему чтение предисловия – это довольно рискованное предприятие, и я бы преложил читателю, если он все же решит прочесть его, сделать это после знакомства с книгой, превратив предисловие в послесловие. Впрочем, это как будет угодно читателю.
Представленную вниманию читателя книгу, в самом общем приближении, можно определить как размышление о границах технической цивилизации. Технизация человеческой жизни, если смотреть на технику изнутри технического отношения к миру, ограничений не имеет. Но это, конечно, не значит, что их нет в принципе. Границы ее "роста" – это или внешние, природные границы (ограниченность природных "ресурсов", угроза экологической катастрофы, порожденная экспансией техники, природный катаклизм космического масштаба), или границы "внутренние", связанные с природой человеческого существа, с тем в способе его существования, что ставит безусловный предел применимости любой технологии, что принципиально не поддается рационализации и технизации, что, одним словом, "просто", а потому не разложимо на составляющие. Техника – явление антропное, порожденное человеческим сообществом, а потому и вопрос о границах техники, поставленный не с технической, а с философской точки зрения – это вопрос о том в человеке, что не поддается техническому воспроизводству. Существует "внутренняя" граница технизации жизни, и сегодня есть все основания быть особенно чуткими к тем феноменам, в которых она себя обнаруживает. Быть может, культивирование вслушивания в то, что само, в само-данное (феноменальное) поможет сделать осознанные шаги к экзистенциальному овладению техникой.
Техника (техника индустриальная, интеллектуальная, социальная, правовая и т. д.) предполагает анонимного субъекта; технически вооруженный и деятельный субъект противостоит любой данности. Экспансия техники вызывает потребность в философском осмыслении уже не столько априорных структур рациональной деятельности анонимного трансцендентального субъекта ("субъекта науки и техники"), сколько в таком продумывании априорных начал индивидуального опыта, которое позволило бы удержать в описании его конкретность и событийность. Сегодня перед философом стоит задача постижения не того в опыте, что можно свести к априорным формам чувственности и рассудка, но, напротив, того, что к ним не сводимо, что событийно по своей природе, а потому (с точки зрения классического разума) случайно, неразумно. Интерес вызывают данности, которые невозможно ни свести к чему либо, ни вывести из чего-либо, то есть данности, которые обладают статусом неопределенности, событийности. Философская мысль сегодня склоняется к новой, неклассической онтологии, которая может быть понята как трансцендентальная аналитика сингулярных данностей, «точек интенсивности», то есть к тому, что М. Хайдеггер назвал событием, Ж. Делёз – трансцендентальным эмпиризмом, а Мераб Мамардашвили – метафизическим апостериори. Двигаясь в этом философском поле, мы пытаемся дать описание чувственных данностей как точек эстетической интенсивности. Речь идет прежде всего о тех данностях, которые отмечены (для нашего чувства) чем-то особенным, чем-то, что можно определить как Другое по отношению к «чтойности» нашего восприятия.
Данное противостоит деятельностному, но данное как только наличное снимается в деятельности, легко трансформируется в объект деятельности. Есть, однако, и данности такого рода, которые могут противостоять любым попыткам их "объективации", рационального "распредмечивания", технологической "разработки" и утилизации. Такого рода "нераспредмечиваемые" данности можно назвать онтологическими данностями (феноменами). Ведь Бытие, поскольку оно понимается как то, что открывает все сущее в его присутствии, есть то самое, во что мы включены изначально, а потому оно в принципе не подвластно объективации и утилизации.