…Но Виноградарь еще не уйдет! Откуда названье
Этой звезды, я тебе в кратких словах объясню:
Юный Ампел, говорят, рожденный сатиром и нимфой,
На исмарийских горах Вакха возлюбленным был.
Вакх подарил ему грозд, на ветках вяза висевший;
Эта лоза до сих пор мальчика имя несет.
Ягоды этой лозы срывая, упал и разбился
Мальчик, но Либер его, павшего, к звездам вознес».
(№ 2272). (Овидий. Фасты III 407-414,
пер. Ф.А.Петровского [Овидий 1994, т.2, с.407])
« З мая. Флоралии
…Первая я [ Флора] создала цветок из крови ферапнейца,
Жалобный возглас его на лепестках начертав.
Также и ты сохранил свое имя на грядах цветочных,
Бедный Нарцисс, для себя не отыскав двойника».
(№ 2273). (Овидий. Фасты V 223-226,
пер. Ф.А.Петровского [Овидий 1994, т.2, с.456])
«Метаморфозы»
«…Понесла красавица и разродилась (344)
Милым ребенком, что был любви и тогда уж достоин;
Мальчика звали Нарцисс. Когда про него воспросили,
Много ль он лет проживет и познает ли долгую старость,
Молвил правдивый пророк: «Коль сам он себя не увидит».
Долго казалось пустым прорицанье; его разъяснила
Отрока гибель и род его смерти и новшество страсти.
Вот к пятнадцати год прибавить мог уж Кефисий,
Сразу и мальчиком он и юношей мог почитаться.
Юноши часто его и девушки часто желали.
Гордость большая была, однако, под внешностью нежной, -
Юноши вовсе его не касались и девушки вовсе.
Видела, как загонял он трепетных в сети оленей.
Звонкая нимфа, - она на слова не могла не ответить,
Но не умела начать, - отраженно звучащая Эхо.
[ Ст.359-401 – Эхо преследует Нарцисса, Нарцисс ее отвергает].
Так он ее и других, водой и горами рожденных
Нимф, насмехаясь, отверг, как раньше мужей домоганья.
Каждый, отринутый им, к небесам протягивал руки:
«Пусть же полюбит он сам, но владеть да не сможет любимым!»
Молвили все, - и вняла справедливым Рамнузия просьбам.
Чистый ручей протекал, серебрящийся светлой струею…
…
Там, от охоты устав и от зноя, прилег утомленный (413)
Мальчик, м еста красой и потоком туда привлеченный;
Жажду хотел утолить, но жажда возникла другая!
Воду он пьет, а меж тем – захвачен лица красотою.
Любит без плоти мечту и призрак за плоть принимает.
Сам он собой поражен, над водою застыл неподвижен,
Юным похожий лицом на изваянный мрамор паросский.
Лежа, глядит он на очи свои, - созвездье двойное, -
Вакха достойные зрит, Аполлона достойные кудри;
Щеки, без пуха еще, и шею кости слоновой,
Прелесть губ и в лице с белоснежностью слитый румянец.
Всем изумляется он, что и впрямь изумленья достойно.
Жаждет безумный себя, хвалимый, он же хвалящий,
Рвется желаньем к себе, зажигает и сам пламенеет.
Сколько лукавой струе он обманчивых дал поцелуев!
Сколько, желая обнять в струях им зримую шею,
Руки в ручей погружал, но себя не улавливал в водах!
Что увидал – не помет, но к тому, что увидел, пылает;
Юношу снова обман возбуждает и вводит в ошибку.
О легковерный, зачем хватаешь ты призрак бегучий?
Жаждешь того, чего нет; отвернись – и любимое сгинет.
Тень, которую зришь, - отраженный лишь образ, и только.
В ней – ничего своего; с тобою пришла, пребывает,
Вместе с тобой и уйдет, если только уйти ты способен.
Но ни охота к еде, ни желанье покоя не могут
С места его оторвать: на густой мураве распростершись,
Взором несытым смотреть продолжает на лживый он образ,
Сам от своих погибает очей. И, слегка приподнявшись, (440)
Руки с мольбой протянув к окружающим темным дубравам,
«Кто, о дубравы, - сказал, - увы, так жестоко влюблялся?
Вам то известно; не раз любви вы служили приютом.
Ежели столько веков бытие продолжается ваше, -
В жизни припомните ль вы, чтоб чах так сильно влюбленный?
Вижу я то, что люблю; но то, что люблю я и вижу, -
Тем обладать не могу: заблужденье владеет влюбленным.
Чтобы страдал я сильней, меж нами нет страшного моря,
Нет ни дороги, ни гор, ни стен с запертыми вратами.
Струйка препятствует нам – и сам он отдаться желает!
Сколько бы раз я уста ни протягивал к водам прозрачным,
Столько же раз он ко мне с поцелуем стремится ответным.
Словно коснешься сейчас… Препятствует любящим малость.